Шрифт:
Закладка:
Наклонившись, Вайолет достала ожерелье и уже собиралась задвинуть комод обратно, как вдруг что-то заметила. На стене виднелась буква, выцарапанная на белой краске обшивки, наполовину спрятанная под слоем пыли. Это была буква «В» – та же самая, что была выгравирована на кулоне у нее в руке. Аккуратно очистив стену от пыли, она обнаружила и другие буквы; было похоже, будто их старательно прокорябали булавкой или – она вздрогнула – ногтем. Буквы складывались в слово, которое отчего-то казалось родным и знакомым, будто давно забытый друг, но Вайолет не могла припомнить, чтобы видела его раньше.
Вейворд.
9
Кейт
Кейт хватает сумку и бежит к машине.
В зеркале заднего вида она видит, что птицы – наверное, вороны – поднимаются все выше и выше, выше желтой, словно кость, луны; вечер словно мерцает от их криков.
– Не смотри, не смотри, – твердит она себе, выдыхая облачка пара: в непрогретой машине холодно. Ладони вспотели и стали скользкими, и ей приходится вытереть их о джинсы, чтобы суметь повернуть ключ в замке зажигания. Двигатель оживает, и она задним ходом выезжает на дорогу; сердце гулко стучит.
Здесь нет уличных фонарей, и она включает дальний свет, спеша преодолеть извилистую дорогу. Она еле может дышать, пальцы впились в руль, будто когти. На каждом повороте ей мнится, что вот-вот фары выхватят что-то пугающее и потустороннее.
Она доезжает до выезда на трассу. Если не останавливаться, к утру она вернется в Лондон. Но куда ей податься в Лондоне? Обратно в их квартиру? Глядя на сигнальный столбик на автостраде, она вспоминает, что случилось в первый раз.
В первый раз, когда она попыталась уйти.
Это произошло вскоре после того, как они стали жить вместе. Очередной спор насчет ее работы в детском издательстве – он хотел, чтобы она уволилась, говорил, что она не справляется со стрессом. У нее случилась паническая атака на работе, во время еженедельного совещания по издательским планам. Саймон забрал ее и привез домой, а затем сел напротив нее в их гостиной на фоне бликующего окна, освещенный солнцем, словно какой-то ужасный ангел. Он забросал ее аргументами: она не справляется, у него нет времени с этим разбираться, и ей вообще нет смысла работать, учитывая, сколько он зарабатывает. И вообще это бесполезная работа – какая польза от кучки женщин и их болтовни про детские сказки? Кроме того, у нее явно получается не очень – в конце концов, она не приносит даже четверти его зарплаты.
Именно последние слова словно разожгли в ней какой-то давно забытый огонь. И она посмотрела ему прямо в глаза и сказала то, что не смогла сказать коллегам, которые любезно принесли ей салфетки и чашку чая, пока она приходила в себя за своим столом.
Проблема не в работе, а в Саймоне. Его лицо потемнело. На мгновение он застыл, и у Кейт перехватило дыхание. Затем, не говоря ни слова, он швырнул в нее чашку с кофе. Она успела отвернуть лицо, но кипяток выплеснулся на левую руку, оставив розовую полоску ошпаренной кожи.
Это был первый раз, когда он намеренно причинил ей физическую боль. На обожженном месте потом остался шрам.
Тем вечером, пока она собирала свои вещи, он умолял ее не уходить, просил прощения, говорил, что такого больше не повторится, что он не сможет жить без нее. Даже тогда она колебалась.
Но когда приехало такси, она села в него. Это было правильно, не так ли? Ведь она вроде бы была образованной, уважающей себя женщиной. Она просто не могла остаться.
Гостиница находилась в Камдене, вспомнила она, – единственный вариант, который ей удалось найти (и позволить себе) настолько быстро; в номере было холодно и пахло старым мышиным пометом. Окно выходило на улицу и дребезжало от каждого проезжавшего мимо автомобиля. Она так и не заснула до утра, пролежав на кровати, глядя, как пробегает свет от фар по потолку, слушая вибрацию сообщений с извинениями, чувствуя, как пульсирует обожженная кожа.
На следующий день она позвонила на работу, сказать, что заболела, и весь день слонялась по рынкам, вглядывалась в маслянистые глубины канала в поисках решимости.
На вторую ночь она решила уйти от него. Но затем пришло голосовое.
– Кейт, – рыдал он в трубку, – я так сожалею, что мы поссорились. Пожалуйста, вернись. Я не могу жить без тебя… Я не могу… Ты нужна мне, Кейт. Пожалуйста. Я… Я наглотался таблеток…
Ее решимость мгновенно испарилась. Она просто не могла это сделать. Она не могла позволить еще кому-то умереть из-за нее.
Она набрала 999. Убедившись, что «Скорая» в пути, сразу же вызвала такси. Обратно она ехала, уставившись невидящим взором в окно, и аккуратная линия потемневших и блестящих от дождя домов сменялась картинками из ее детских кошмаров. Взмахи черных крыльев. Блестящий от крови асфальт.
Я – чудовище.
Что, если она опоздала?
Когда она добралась, на их улице была припаркована желтая машина «Скорой помощи». В лифте она едва могла дышать, кляня его за вынужденную задержку, пока он медленно поднимался на нужный этаж.
Входная дверь в их квартиру была открыта. Саймон сидел на диване в пижаме, рядом с ним две женщины – врачи «Скорой помощи»; пузырьки с таблетками поблескивали на кофейном столике. Невскрытые. В животе у Кейт похолодело.
Саймон не принял таблетки. Он солгал.
Она посмотрела на него. Он увидел ее, и слезы покатились по его щекам.
– Кейт, прости меня, – сказал он, и плечи его затряслись. – Я просто… Я так боялся, что ты никогда не вернешься.
Врачи «Скорой» не заметили ожогов на руке Кейт. Она проводила их, обещая набрать 999, если Саймон проявит еще какие-нибудь признаки мыслей о суициде, согласившись не оставлять его одного и проследить за тем, чтобы он обратился в местную службу психологической помощи. Затем она осторожно закрыла за ними дверь.
Саймон встал с дивана и подошел к ней сзади так близко, что она почувствовала его дыхание на своем затылке. Вместе они стояли и слушали, как спускается лифт.
– Мне так жаль, что я ушла, – сказала Кейт, не оборачиваясь. – Пожалуйста, пообещай мне, что ты никогда не станешь вредить себе и снова не наделаешь каких-нибудь глупостей.
Глупостей.
Как только Кейт произнесла это слово, она сразу поняла, что совершила ошибку.
– Глупостей? – спросил Саймон, не
