Шрифт:
Закладка:
— У меня есть выбор?
— Как всегда и у всех.
— Расскажите, что происходит. У вас же должны быть предположения.
— Всё дело в следующем году, — немного помолчав, ответил разведчик.
— А что с ним не так?
— Наступает год Чёрного дракона, как вы знаете.
— И что?
— Правление Мафусаилов подходит к концу. Эпоха перелома.
— Они останутся во главе страны, просто станут машинами. Не вижу ничего радикального в подобной перемене.
— Нет⁈ — Хропотов удивлённо поднял брови. — Совсем?
— Да к чему вы клоните⁈ — не выдержал я.
— Нами станут править машины, лейтенант! Не люди.
— А-а, вы об этом.
— Кажется, вы не придаётся этому значение?
— Я не разделяю паранойи тех, кто боится восстания компьютеров. По-моему, это из сферы фантастики.
— Я тоже. Мы стремимся к тому, чтобы сохранить Мафусаилов. Дракон имеет два значения, лейтенант: с одной стороны, это мудрость, а с другой — Сатана. Правление Мафусаилов означает первое, их падение — второе. Потому что военные неизбежно погрузят наш мир в хаос.
— Зачем им это?
— Они боятся, — Хропотов пожал плечами. — Я знаю это, потому что много их повидал, пока служил генералом ВВС.
— Чего? — спросил я. — Чего они боятся?
— Машин. Опасности, которую они могут нести. Того, что не сумеют с ней справится. Я их понимаю: такова их работа. Но нам не нужна диктатура. Мафусаилы должны остаться во главе страны. Вы согласны?
— Вполне. Я не знал, что существует возможность…
— Того, что этого не произойдёт? — закончил за меня Хропотов. — Дело не в голосовании. Закон о продлении правлении Мафусаилов, разумеется, примут. Если не случится чего-то непредвиденного.
— Например?
Разведчик пожал плечами.
— Мало ли. Знали бы, не суетились бы.
— Чем могут быть опасны Мафусаилы? Это просто смешно!
— Согласен. Куда бы ни было помещено сознание, оно функционирует независимо от того, органическая или кремниевая основа его поддерживает. Да и кого считать человеком? Велика ли разница между биороботом, то есть хомо сапиенсом, и киборгом? Об этом слишком долго спорили, так что я думаю, все доводы вам известны.
Я кивнул. Уж к параноикам, боящимся восстания ИскИнов, я точно не относился.
— Нельзя сравнить мышление человека и машины уже хотя бы потому, что даже внутри вида оно сильно рознится. Почему дегенерат имеет право называться человеком, а искусственный интеллект, сочинивший симфонию к пятидесятилетию основания Дворца искусств, нет? Да и нужно ли быть существу похожим на человека, чтобы обладать личностью? Является ли хомо сапиенс эталоном? Думаю, с этим можно поспорить. Вы согласны?
— Ещё как!
— У меня своя теория. Возможно, несколько сентиментальная. В основе, по-моему, лежит любовь.
— Вы серьёзно?
— Вполне. Что вас удивляет?
— То, что я слышу это от вас.
Хропотов кивнул.
— Понимаю. Но я действительно так считаю. Посудите сами: кто вам субъективно дороже — комнатная собачка или неизвестный вам человек на другом конце света? Существо, бывшее вашим другом в течение многих лет, но лишённое интеллекта, подобного вашему, или тот, кого вы никогда не встречали? Неужели вам он дороже только потому, что немного похож на вас? Тоже ходит на двух ногах, имеет пять пальцев, голую кожу и так далее?
— У меня нет собаки, — ответил я.
— Ах да, у вас рыбки, — улыбнулся Хропотов. — Кто будет их кормить, пока вас нет? Сосед? Любовница? Коллега? А если вас убьют? Извините за вопрос.
— Ничего. Я уверен, моих рыбок кто-нибудь приберёт.
— Какой-нибудь редкий вид?
— Что-то в этом роде.
— Знаете, когда я был маленьким, за мной ходил гувернёр. Он жив до сих пор, но работает уже в другом доме. Иногда я навещаю его. Его смерть была бы для меня не меньшим потрясением, чем гибель одного из родителей. К счастью, оба живы, — Хропотов торопливо перекрестился. — Спаси, Господи! Я это к тому, что мы сами наделяем объекты ценностью — в зависимости от того, насколько они важны для нас. Я думаю, если робот стал вам родным, он, без сомнения, имеет право на то, чтобы к нему относились как к личности и живому организму. Пусть он и сделан из металла или пластика, а не органики.
— Зачем вы мне всё это говорите? Похоже на пропаганду.
— Хочу убедить вас помочь мне.
— Разве я отказывался?
— Есть согласие и согласие. Мне нужно добровольное сотрудничество, основанное на доверии.
— Продолжайте.
— На мою машину напал военный киборг. Он управлял грузовиком. Конечно, официально его списали месяц назад, но я отлично знаю, что так часто делают, чтобы держать про запас камикадзе. Им подправляют мозги, превращая в зомби. Это незаконно, но обвинить-то некого. Авалон тоже уничтожен военными — в этом нет сомнений.
— Может, это дело рук османских террористов, — предположил я. — Некоторые группировки ещё функционируют. Например, «Чёрный ятаган» или «Воины султана».
— Вы не хуже меня знаете, что они ни при чём, — Хропотов улыбнулся одними губами, и его лицо стало похоже на маску театра кабуки. — Командование уничтожает свидетелей. Всех, кто имел к вам отношение. И список наверняка будет продолжен. Вас пытаются лишить шанса узнать, что с вами сделали, Адитумов! В Авалоне работало более семи тысяч человек. Все они исчезли. Может быть, убиты, но скорее всего, спрятаны на секретной военной базе, где их заставляют работать на армию, — Хропотов чуть подался вперёд. — От военных нечего ждать ничего, кроме хаоса и насилия. Они параноики и потому способны только разрушать. Мы же стремимся созидать. Пока военные охраняют порядок, они полезны, но едва переступают черту, как превращаются в демонов! — Хропотов подался вперёд, положив руки перед собой и сцепив их в замок. Голос у него стал ниже и приобрёл доверительные оттенки. — Я читал вашу биографию, лейтенант. Она прозрачна, как хрустальная книга. Не смейтесь, — добавил он, когда я ухмыльнулся. — Вы родились в интеллигентной семье. Ваш отец был физиком-энергетиком, а мать — дирижёром. Они воспитали в вас тягу к гармонии, порядку. Вы поступили в МГУ на юридический факультет, после окончания записались в армию, служили в спецназе, затем год — в Архангелах. Потом стали Экзорцистом. Почему? Для меня ответ очевиден. Весь ваш путь — это поиск порядка, борьба с
