* * *

Я замечаю мать в длинном дождевике. Она быстрым шагом направляется в нашу сторону и оглядывается по сторонам. Яркий свет фар почти полностью освещает улицу и слепит ей глаза. Мама поскальзывается и едва не падает в липкую жижу. Мне всё равно её жаль, даже сердце сжимается. После всего того, что она наговорила мне… разве это нормально?

— Соня! — машет рукой мама.

— Иди в машину, — командует Ярослав.

Мне бы возмутиться и поспорить, потому что он не имеет никакого права приказывать, да и вообще теперь мы друг другу никто, но проблема в том, что в данный момент я действительно не хочу общаться с матерью. В глаза ей смотреть не могу.

Я отдаю зонт Жарову и юркаю в машину. Кое-как нахожу, где включается печка и пытаюсь отогреться, но это бесполезно, потому что холодная липкая одежда этому никак не способствует.

Яр перепирается с моей мамой, затем уверенной походкой направляется в сторону дома Романа Геннадьевича. Не повернётся язык назвать его своим или нашим.

Я ёрзаю на сидении и не знаю, куда себя деть от волнения. Ни капли не переживаю, что отчиму влетит. Вовсе не психую, что Ярослав будет злиться или угрожать членам моей семьи. Он ведь догадывался о домогательствах отчима ещё в день нашей свадьбы и гораздо раньше. Чувствовал, что не всё так просто, потому что Роман Геннадьевич никак не хотел отпускать меня в город. Оказывается, дело было не в том, что он боялся моего залёта. Просто хотел меня. И ждал, что рано или поздно возьмёт если не добровольно, то силой.

Содрогнувшись от отвращения, я чётко понимаю, что до дрожи боюсь другого момента. Вдруг мать в пылу выпалит Яру о Верочке? Пульс долбит виски, а тело на секунду бросает в жар. Это не так должно произойти. Не знаю как именно и при каких условиях. Но точно не так!

Ярослав отсутствует чуть больше двадцати минут. Я напряженно смотрю на часы и искусываю губу почти до крови. Почему его так долго нет? Что случилось? Может выйти из автомобиля и посмотреть? Хотя мне до ужаса не хочется переступать порог «отчего» дома.

Когда Жаров появляется на горизонте, я облегчённо вздыхаю. Он садится в салон, громко бахает дверью. Мокрый до чёртиков в своих штанах и обтягивающей белой футболке. Яр раздраженно заводит двигатель и, бросив на меня короткий взгляд, интересуется:

— Может снимешь одежду?

Я удивлённо выпучиваю глаза. Чтобы скрыть нервозность, тянусь к ремню безопасности.

— Ты серьезно? — качаю головой. — Я не собираюсь перед тобой раздеваться.

— Простудишься, — резонно замечает Яр.

— Это куда лучше, чем сидеть голой в машине бывшего мужа.

Ярослав едва заметно улыбается и заводит двигатель. Я внимательно слежу за его мимикой, пытаясь понять, не узнал ли он того, чего не должен был. Наверное, так не ведут себя мужчины, которых вот-вот огорошили новостью об отцовстве. Яр бы злился, кричал, командовал на правах старшего… Всё что угодно, но только бы не улыбался.

Дорога назад сначала усложнена отсутствием асфальта, затем очередным сильнейшим ливнем, из-за которого ничерта не видно. Но, тем не менее, Яр едет на приличной скорости. Я даже не удивлена, что он добрался до посёлка меньше чем за час. И это при жутких погодных условиях. Сергей же ехал осторожно и куда медленнее. Если бы я попросила его о помощи, то могла бы не дождаться.

Дворники с трудом справляются с потоком воды, ветки деревьев клонятся почти к земле из-за чего создаётся впечатление, что дерево вот-вот упадёт на капот автомобиля. Или того хуже — на крышу. Поэтому я еду, вжавшись в сидение и мысленно читаю молитвы.

— Он сделал тебе больно? — вдруг спрашивает Яр, потирая ладонью подбородок.

— Нет.

— А что сделал?

Я отворачиваю голову к окну. Делаю глубокий вдох и выдох. Меня сейчас просто стошнит.

— Не твоё дело.

— Мы можем поехать в участок, но, блядь, у нас в уголовном кодексе с этим серьезные пробелы. Это в Штатах или Германии сексуальным домогательством считается даже прикосновение руки. Здесь же, чтобы что-то доказать, нужно иметь на руках видеозаписи или записанные на диктофон непристойные замечания. Но мы можем попробовать. Я сделаю максимально возможное.

— Ясно.

— Это всё? — хмыкает Жаров.

— Да, это всё. Лучше за дорогой следи, — отвечаю как можно хладнокровнее. — Ты работаешь по делу Влада, Яр. Вот и работай. Остальное тебя не касается.

Он крепко сжимает руль до побелевших костяшек. Воздух в салоне становится плотным и наэлектризованным. У меня на волоски на коже встают дыбом и покалывает кончики пальцев.

Вдруг раздаётся противный визг тормозов, я успеваю выставить вперёд ладони. Слегка ударяюсь лбом, но не критично. Спасает ремень безопасности.

— Как ты? — тут же спрашивает Жаров, глядя на меня поблескивающими глазами.

— В норме. А ты?

Мой вопрос остаётся без ответа.

Я отделываюсь лёгким испугом и… убитыми в хлам нервными клетками, потому что в каких-то пару сантиметрах от автомобиля упало громадное дерево, которое полностью преградило дорогу. А ведь мы ещё не выехали на загородную трассу. И это полный…

— Пиздец, — заканчивает вместо меня мысль Ярослав и выходит на улицу, чтобы посмотреть, не зацепило ли автомобиль.

Недолго думая, я следую за ним. Плевать на зонт и дождь. Я и так промокла до нитки.

Обойдя автомобиль и уставившись на старый широкий дуб, вскрикиваю от ужаса, когда думаю, что было бы, если бы секундой позже эта громадина упала бы нам на крышу. Мы бы не выжили. Ни я, ни Ярослав. И Булка осталась бы на этом свете одна-одинёшенька. Пульс прилично частит.

— Здесь есть другая дорога? — спрашивает Жаров, прищурившись.

Ливень бьёт по макушке и плечам. Я смотрю на бывшего мужа и устало качаю головой. Мне так холодно, что зуб на зуб не попадает.

— Я не знаю, Яр. Понятия не имею.

Это чистая правда. В посёлке я прожила не так уж долго. Знаю одну дорогу, по которой курсировал автобус. А есть ли дополнительная — это конечно вопрос.

Мы возвращаемся в салон, пытаемся включить навигатор. Возможно, из-за оборвавшихся проводов — связь здесь совершенно никудышняя. Впрочем, в посёлке и округе она и без этого была не лучше.

Яр задумчиво смотрит вперёд, затем переводит на меня вопросительный взгляд.

Я нервно сглатываю и не понимаю, чего он от меня хочет. Лишь поддавшись немного вперёд, замечаю маячащий перед глазами старый мотель. Вывеска сверкает, а значит, что он принимает гостей.