Шрифт:
Закладка:
Шли быстро. Во-первых, потому что у Ирмы подгорели плечи, а во-вторых, на природе зверски проголодались, но обнаружили это, лишь когда стали собираться домой.
Они сначала и не услышали, как кто-то кричит. Обернулись лишь тогда, когда и кричавший уже был близко. К ним приближался быстрым шагом, почти бегом Овсянников. Глядел почти неотрывно на Ирму, но несколько раз как-то оценивающе поглядел на Воронова. Подошел, остановился. Махнул рукой:
— Чего уж там! Ирма, мне кажется, я сегодня видел Клевцова.
— И что? — спросила Ирма, и Воронов почувствовал, как она напряглась.
— Да, так-то оно бы и ничего, — пожал плечами Овсянников. — Но он как-то странно себя повел. Я, видите ли, без очков плохо вижу, так что, пока «глаза обувал», он уже меня разглядел и повернул в сторону. И — шире шаг!
— Ну… Иван Герасимович… может, это и не Клевцов был?
По голосу Ирмы было ясно, что она и сама не верит в ошибку учителя.
— Ну, может, и не Клевцов, — кивнул Овсянников. — Тот-то подошел бы.
— А у меня, Иван Герасимович, ночью был Барабаш, — выпалила вдруг Ирма.
— Федор?
— Федор.
— Ну, тогда…Тогда, я видел именно Клевцова, Ирма, — развел руками учитель и повернулся к Воронову. — Тогда я скорее к вам, Алеша. Вы, пожалуйста, Ирму никуда одну не отпускайте и будьте …
Он замолчал, подбирая слова, потом закончил с неловкой полуулыбкой:
— …получается, что вам надо быть бдительным, Алексей, — и повернулся к Ирме: — Вот ведь как получается.
— Иван Герасимович… — начала Ирма, но тот прижал руки к груди:
— Прости старика, милая, опаздываю. Завтра все обсудим, а сегодня буквально пару слов выслушай. Ты помнишь, что в тех рассказах старых жителей, которые мы собирали и читали, нас удивляли слова о собачьем лае?
Ирма тряхнула головой, будто отгоняя сон:
— Какой лай, Иван Герасимович?
— Люди из деревень, которые нам рассказывали про «чертово городище», говорили, что слышали издали, будто через пелену, собачий лай!
Ирма шлепнула себя по лбу:
— Конечно, помню!
— Так вот, мы не верили, что по лесу могут бегать стаи собак.
— Не верили, да и не могут они…
— И не они!
— Что?
— Не собаки это были, Ирма! Вполне возможно, что это был лай лисий. И это значит, возможно, что где-то там был питомник по разведению пушных зверей. Край-то у нас богат «мягким золотом», как говаривали в древние времена, и, возможно, кто-то решил вместо того, чтобы по тайге плутать в поисках зверя, разводить его у себя под боком. Делов-то — только, что клетки сколотить.
— Ну, а связь какая? — невольно вмешался Воронов.
Овсянников уперся пальцем в пуговку на рубашке Воронова:
— Есть у меня соображения некоторые, но все это — завтра. Приходите часов в десять, будем чай пить. А ты, Ирма, вспомни, кстати, того краеведа, которому мы письмо писали. Он ведь нам что-то интересное тогда рассказал.
— Помню! — радостно вскрикнула Ирма. — Он ведь…
— Все, дорогие мои, извините, бегу. Завтра, Ирма, все завтра.
И зашагал в обратную сторону…
5
После встречи с Овсянниковым Ирма, видимо, вспомнила, что идут они издалека, повисла на руке Воронова и тараторила, вспоминая истории тех времен, а едва вошли во двор, громко закричала, что не ела целую вечность, что совсем оголодала, что остались только кожа да кости. Так и ходила, то, крича по двору, то забегала на несколько минут в избу.
Старуха тоже покрикивала в ответ, но стол накрывала проворно, и видно было, что делает это с удовольствием.
Сели за стол, и Воронов, налив самогонки в стаканчики, сказал:
— Вот, хочу выпить за ваше здоровье, а стараниями вашими и вашей внучки даже не знаю вашего имени-отчества.
Бабка непонимающе уставилась на него:
— Чево?
— Ну, как вас называть? А то все без имени да без имени.
Бабка продолжала молчать, и Воронов спросил еще раз:
— Как ваше имя?
— Нателла, — все еще не понимая, что происходит, ответила бабка.
— Ага, — радостно кивнул Воронов и поднял стакашек. — Ну, за твое здоровье, бодрая грузинка!
— Какая еще грузинка? — удивленно спросила бабка, но стаканчик опустошила.
— Ну, как? Внучка ваша — Ирма. Имя грузинское. Ты — Нателла, тоже грузинское имя.
— С чего грузинское-то? — начала приходить в себя
