сделать. Он повелел привести Насра, его доставили, и халиф спросил его, как это было. Тот пробормотал что-то, но когда его повалили и всыпали 50 палок, он сознался и свалил [все] на Фараджа. Ал-Ма'мун плюнул при этом в лицо Фараджу, обругал его и приказал передать его Махладу, чтобы он свел с ним счеты и востребовал деньги, которые причитаются с него. Фарадж ушел посрамленным и беспомощным, а Махлад — награжденным и обласканным. Когда привели к нему Фараджа, он задержал его у себя после того, как выбранил его за то, что он совершил, и сказал: "Разве я не говорил тебе, что ты не оставишь своего безобразного поведения и не отступишь от своего дурного нрава? Несмотря на это, я опять отплачу тебе добром, о котором, как я думаю в отличие от тебя, постоянно печется Аллах". Махлад продолжал быть милостивым в деле Фараджа и просил 'Амра ибн Мас'аду[178], чтобы он приблизил [к себе Фараджа] и назначил ему жалованье, и 'Амр взыскал с [Фараджа только] 3 миллиона дирхемов. 'Амр постоянно поражался разнице между этими двумя людьми, а ал-Ма'мун сам был удивлен и приводил в изумление своих приближенных рассказами о них”.

/46/ Обладающий властью должен сторониться клеветы и сплетни, ибо оба эти деяния — подлы и позорны. В старину говорили, что слова западают в душу, вызывая сравнения: “Тот, кто сплетничает тебе, [может] сплетничать и о тебе; тот, кто доносит тебе, [возможно], донесет и на тебя”. Мухаммад ибн 'Али, катиб, написал Мухаммаду ибн Халиду[179]: “Люди, которые хотели дать ему (халифу) совет, говорили, что установления султана в Армении стерлись и изгладились [из памяти]. Он (султан) отказывается действовать согласно им, пока не узнает мнение халифа о них”. На обороте халиф сделал приписку: “Я прочел эту достойную порицания записку. Ярмарка клеветников у нас, слава богу, в застое, и их языки — ослабели. Когда прочтешь это мое письмо, заставь людей повиноваться твоему закону. Пользуйся им, как хочешь, потому что ты пришел не для того, чтобы следовать едва заметным следам, и не для того, чтобы воскресить исчезнувшие [следы, а чтобы править по своему усмотрению]. Да сохранит нас [обоих Аллах] от сказанного в стихе Джарира, гласящем[180]:

Обычно, когда ты поселялся в какой-то стране,

ты уезжал с позором и оставлял его после себя.

Исполняй обязанности свои так, чтобы люди за нас молились, а не проклинали нас. Знай, что время проходит, и минуют дни, и ты оставишь после себя или добрую память, или позор на долгие времена. Может быть, повелитель хочет сделать что-то, что противоречит общему мнению, или он чего-то не хочет, а правильнее было бы это сделать. Не в правилах этикета, чтобы у него требовали доказательств и участия в диспуте, или обнаруживали при нем какое-либо намерение, или открыто противодействовали чему-либо. Поистине, это вызывает гнев в сердцах и упрямство в поступках. Ты должен [делать] указания мягко, высказываться спокойно, подбирать выражения и темы [разговора]”[181].

/47/ Сказал 'Абд ал-Малик ибн Салих[182] 'Абдаррахману ибн Вахбу, воспитателю своего сына: “Не помогай мне в плохих делах, не противоречь мне на приеме. Говори мне по мере того, как я буду тебя спрашивать. Знай, что умение слушать лучше красноречия, покажи мне свою проницательность взглядом. Знай, что я приблизил тебя после того, как ты был обыкновенным учителем. Кто не понял нужды, из которой вышел, не поймет избытка, в который он попал.

Остерегайся показывать повелителю мужество и силу или подстрекать его на необдуманный шаг и [ставить] в неловкое положение, действовать вслепую и вести себя неосмотрительно, иначе в первом случае ты будешь выглядеть глупцом, который не заботится о том, как войти или выйти, и он (повелитель) не доверит тебе ни себя, ни свою власть, а во втором: если ты преуспеешь [в деле] — он будет уверен в правоте своего мнения, если ты ошибешься — он отнесет ошибку на твой счет и свалит грех на тебя. Лучше всего придерживайся середины между поспешностью и нерешительностью, крайностью и осложнением [положения] и указывай на самое справедливое мнение с наиболее благополучным исходом, ибо оно свободно от обязательности определения, точного смысла и необходимости окончательного решения и связывается мягкостью осмотрительности с успехом и сердечностью отношений с закреплением истинного благополучия”[183].

“Ал-Муктафи би-ллах, да будет милосерден к нему Аллах, повелел своему вазиру ал-'Аббасу ибн ал-Хасану[184] послать войско охранять хаджж. Когда [паломники] отправились и остановились в Куфе, [халиф] приказал [схватить] Закравайхи[185]. Сказал ему ал-'Аббас: "Хватит, /48/ благополучное возвращение из хаджжа [и так] достаточное дело для Аллаха"[186]. Ал-'Аббас сидел дома среди катибов и ка'идов. Он сказал им: "Эмир верующих приказал мне то-то и то-то. Я советую отказаться от поимки Закравайхи, так как уверен, что Аллах избавит [нас] от него [еще] до прибытия [паломников в Мекку], а вы как считаете?" Все одобрили его мнение, а 'Али ибн Мухаммад Ибн ал-Фурат молчал, не произносил [ни слова]. Ал-'Аббас спросил его: "Что ты думаешь, Абу-л-Хасан?" Тот ответил: "Не [нужно] противоречить эмиру верующих. Если то, что он задумал, правильно — будет успех; если он ошибся — то ошибка будет его собственная, без твоего участия, по его приказу". А во время хаджжа было то, что было[187]”[188].

Что [может быть] непригляднее в невоенном человеке, чем мужественное поведение и военная выправка! Рассказывали, что 'Убайдаллах ибн Сулайман[189] стоял перед самим ал-Му'тадидом би-ллах, да благословит его Аллах. Вдруг лев вырвался из рук надсмотрщика, и люди бросились от него врассыпную. "Убайдаллах [тоже] бежал в испуге и забрался под трон, а ал-Му'тадид би-ллах остался сидеть на своем месте. Когда лев был схвачен и 'Убайдаллах вернулся пред лик халифа, сказал ему ал-Му'тадид би-ллах: “Как слаб ты духом, 'Убайдаллах! Лев не схватил бы тебя, ему бы не позволили. [Так почему] ты так сделал?” Ответил ему ' Убайдаллах: “Мое сердце, о эмир верующих, — сердце катиба, а душа — душа слуги, не хозяина”. Когда он вышел, друзья стали укорять его за это, и он ответил им: “Я поступил правильно, а вы ошибаетесь. Клянусь Аллахом, я не боялся льва, ибо знал, что он не настигнет меня, но я решил, что халиф, увидев мою нерешительность и нерасторопность, будет мне доверять /49/ и не будет бояться, что я [причиню ему] зло. Если бы он