Некоторое время во дворе Мшан стояла тишина, только высоко в небе свистел холодный ветер.

— Вы что… не слышали, что эти… из Мида рассказывали? — прошептал рыцарь. — Вас перебьют, дурачье. А кого… пощадят, потом… голодом и работой… тяжелой… уморят. О себе не думаете… хоть детей… детей пожалейте. Вон, Бонни с Кэмроном своим… уже убралась… а вы тут…

Тем вечером Мартин впервые в жизни разругался с отцом. По натуре оба были покладистыми и мягкими, да и поводов раньше не было, но тогда они до поздней ночи кричали друг на друга, пока не охрипли, а мать только плакала и беспомощно заламывала руки. Мартин даже не подозревал, что может так разозлиться. Я тебе не младенец, кричал он. Не малыш какой-нибудь. Ни в какую Убру я не собираюсь. Пусть женщины с детьми спасаются, а я останусь защищать деревню вместе с остальными.

Впрочем, утром оказалось, что вся эта ссора была абсолютно бессмысленной. На самой заре со стороны замка послышались крики и звон металла. Совсем скоро шум стих, а потом из Мшан в деревню спустился отряд гоблинов. Их было немного, чуть больше дюжины, но они возвышались над высыпавшими из своих домов людьми — великаны в чешуйчатой броне, в бугрящихся мышцами руках — огромные копья, секиры и палицы. Мартин потом вспоминал, что чувствовал скорее не страх, а растерянность. Происходящее казалось сном, Только вчера зашла речь о том, что гоблины могут двинуться с побережья на юг, и вдруг они уже здесь. И что делать теперь?

Захватчики стояли, разглядывая столпившихся перед ними поселян, ухмылялись — кто злобно, кто насмешливо-снисходительно; потом из-за их спин вышел гоблин в шлеме, закрывающем верхнюю часть лица.

— Не сопротивляться, — сказал он ровным холодным голосом и вытер окровавленный меч о свои широкие полосатые брюки. — Те в замке сопротивлялись. Мы их убили. Если вы…

Кто-то не выдержал — кажется, Финн? — и с воплем бросился на гоблина, замахиваясь ножом. Тот спокойно принял удар, даже не поморщился — а потом схватил беднягу за горло и вогнал клинок ему в живот. Раздались испуганные крики, люди попятились, двое бросились было бежать. Еще один гоблин, чуть поменьше остальных, с заплетенными в косы жесткими черными волосами крикнул что-то неожиданно высоким голосом и погнался за ними, продираясь прямо сквозь толпу и расшвыривая поселян в стороны.

Захватчики захохотали; тот, что в шлеме, снова вытер меч о штанину и замер, бесстрастно скрестив руки на груди. Не прошло и минуты, как черноволосый гоблин вернулся, волоча обоих беглецов по земле. Они были в крови, но живы — заворочались и жалобно застонали, когда гоблин бросил их под ноги своим товарищам. Снова заговорил высоким голосом, и тут Мартин понял, что это женщина. Может, при других обстоятельствах он и удивился бы, но сейчас было совсем не до этого.

— Если вы не сопротивляетесь, мы вас не убьем, — снова заговорил гоблин с мечом. — Если вы не бежите, мы не станем вас наказывать. Воин, который жил в замке, был ваш хозяин?

Испуганное молчание. Остальные захватчики свирепо зарычали, оскалились, подняли оружие, и снова захохотали, когда люди в страхе отшатнулись.

— Воин, который жил в замке, был ваш хозяин? — снова спросил гоблин тем же спокойным голосом.

— Д-да… Да, господин… — еле слышно ответил кто-то, заикаясь.

— Я — Орм из клана Тагта Каменной Руки. Я фьюльдинг. За мной следуют десять и еще три воина. Замок теперь мой. Деревня моя. Я ваш хозяин теперь.

Он повел рукой вокруг, указывая на дома Вересковиц, на башню Мшан, которая еле-еле вырисовывалась в только начинающем светлеть небе.

— Будете работать и кормить моих воинов. Будете выращивать земляной хлеб для нас. Пасти наше стадо. Тогда все будет хорошо. Вас никто не обидит. Если захотите просить о чем-то, говорите со мной. Мой отец торговал с людьми, я знаю немного ваших слов. — сказал гоблин, помолчал и добавил, будто подводя черту под своей речью: — Работать на совесть. Не сопротивляться. Не бежать. Здесь будет хорошо. У других будет хуже.

Первое время кто-то еще надеялся, что кто-нибудь, барон Тиренн или король, пришлют войска, чтобы освободить Вересковицы и отбросить гоблинов назад на побережье. Потом перестали. Помощи не было, а с севера почти каждый день шли новые и новые отряды захватчиков. Увидев на стене Мшан круглый черный щит с серой рукой на нем, двигались дальше. Пару раз у ворот случались стычки — похоже, гоблины из других кланов хотели проверить, не удастся ли выбить новых хозяев и самим завладеть замком и деревней, но воины Орма крепко держались за свою добычу.

Хеки собрал свои пожитки и сбежал. Вожак гоблинов, узнав об этом, скривил рот и процедил: «Дурак. Я говорил. Здесь хорошо. В других местах хуже». Захватчики тот же вечер разрушили его дом, а через пару дней с юга пришли двое гоблинов с грубо нарисованными красным волчьими головами на щитах и притащили с собой измазанного грязью, оборванного Хеки. Половина его лица была замотана окровавленными тряпками, правая рука висела вдоль туловища. Он упал в ноги Орму и сбивчиво умолял позволить ему вернуться, обещал отработать… Тот даже не посмотрел на Хеки, о чем-то коротко переговорил с пришельцами и махнул рукой, будто говоря «забирайте его себе». Гоблины захохотали, перекрывая отчаянные крики Хеки, схватили его и потащили прочь.

— Не хотел работать на меня — будет работать на Кодра, Пока может. Как не сможет, его убьют. — бросил Орм. — Вы, запомните. Здесь хорошо. Вокруг плохо.

Наверное, все действительно могло быть хуже. Гоблины сожрали всех деревенских кур. Овец не тронули, но все полученное от них молоко и сыр забирали себе; людям, чтобы не голодали, бросили несколько мешков высушенных бледных клубней, которые они называли земляным хлебом. Их можно было есть просто так, варить или, измолов в муку, делать из клубней лепешки — вкус все равно был отвратительным, таким кислым, что сводило скулы. Потом, когда с севера пригнали стадо черных свиней, оказалось, что земляной хлеб и им годится в корм; гоблины даже умудрялись готовить из него мутную хмельную брагу.

Жить было можно. Пояса пришлось затянуть потуже, но в общем гоблины не зверствовали — вернее даже не особо обращали на людей внимание, лишь бы те не опаздывали с оброком и хорошо ухаживали за свиньями. Но если их разозлить… Мартин поежился, вспомнив, как пару седьмин назад двое пастухов умудрились заснуть, стадо разбрелось и одного борова потом так и не нашли. Орм тогда молча