– Брось, вспомни, какими мы были сами в молодости и какими были наши отцы, – приятным смехом рассмеялась тетя Таня, отвлекая Иоганна в сторону от мрачных мыслей. – Вспомни хотя бы, как отец к матери твоей на балкон лазил, а ваша соседка его за грабителя приняла. Рассказывали они? Вот смеху-то было!

Она снова рассмеялась. Нет, все-таки тетя Таня была мировая женщина: придет, и с ней как-то сразу становится веселее и разговор у всех клеится, Иоганн это давно подметил.

– Ну ладно, пойдем, пока мой курит у вас на балконе, посплетничаем. Мне с тобой посоветоваться надо.

Гостья увлекла хозяйку на кухню, оставив Иоганна с Дашкой наедине со своим вторым мужем, появившимся в ее жизни недавно и потому в первый раз попавшего к ним в гости.

– Ну что, будем знакомиться, ребята. Меня, как вы поняли, зовут Игорь, а ваша мать, похоже, лучшая подруга моей жены.

– Да, они дружат, – поддержала разговор Дарья.

– Давно?

– Еще со школы.

– Прилично. Иоганн, правильно? Куришь? Нет. А я вот грешу. Пойду на балкон, чтобы не дымить.

– Там у нас баночка под окурки, справа, – подсказала вежливая сестричка.

– Ты чего? – спросил ее Иоганн, когда за Игорем закрылась дверь. – С чего ты такая приветливая стала?

– А тебе что, жалко?

– Мне? Нет.

– Ну и ладно, и вообще, это ее дело, с кем жить. Подумаешь, на десять лет моложе.

Иногда сестренка на удивление точно могла схватить его мысли.

– Тетя Таня красивая и молодая еще.

– Угу.

– Вот и угу. Все вы мужики…

– Кто бы говорил…

Они синхронно скорчили друг другу рожицы.

– Ладно, я пошла, – безапелляционно заявила сестра.

– Смываешься?

– У меня «легальный» повод. Я еще в понедельник предупреждала, что пойду на день рождения, а ты матери обещал сегодня быть дома, помнишь? Тебе еще надо полку починить. Так что в этот раз ты проиграл.

– Дура, – беззлобно бросил сестре Иоганн.

– Сам дурак.

2

Впервые Дашке пришла мысль об обратной связи между ней и родителями, когда увидела она после долгого перерыва отца пьяным, не так чтобы вдребезги, в дрова, но сильно, некрасиво, хоть и с остатками сознания и чувств. И ведь знала, что нельзя было оставлять его одного в гараже, нельзя было давать и томиться без дела; надо было вытащить его погулять, покататься на лыжах, хоть что-нибудь, он бы ей не отказал, как не отказывал никогда, и все же бросила, оставила его один на один с мыслями, с собственной жизнью в тот момент, когда мать после долгого и томительного возвращения семьи, стойко пережив все горести и насмешки, вдруг на ровном месте споткнулась, неудачно сломала ногу и оказалась в больнице. Хорошо еще что Иоганн поехал на зимние сборы, а то не миновать бы очередного скандала. Крутой нрав мог порой быть у ее брата, крутой и несговорчивый, а здесь надо было быть осторожным, не рубить с плеча, кое о чем и промолчать.

– Мой папаша тоже, как напьется, губы трубочкой, жрет все, что под руку попадет, и нахально так командует, – делилась своими переживаниями с Дашкой ее лучшая подруга Катька. – Твой-то тоже? Мать сама упала или как?

– Да нет, она сама, – как-то неуверенно протянула Дашка.

– А-а-а, понятно, подруга. Если так, то может лучше бы и не возвращался, а?

– Да нет, он хороший.

Дарья и сама не могла понять, почему не разубедила подругу, почему выставила отца в таком незаслуженно неприглядном свете. Как-то получилось, вот так. Постеснялась, что ли, или, наоборот, захотелось прибавить себе очки. «Вишь, какая страдалица», – после поругала она себя, но к теме этой больше не возвращалась и Катьке говорить об этом не позволяла, чем поддерживала самые худшие подозрения подруги.

– Да нет, мы нормально живем.

– Мы тоже. Только знаешь, что я думаю? Вот закончу я этот год и все. Шабаш. Надоело учиться. Пойду в официантки, поработаю, а потом, глядишь, выучусь на кассира что ли. Тетку мою помнишь? Страшная такая и образования с гулькин нос, как моя мать говорит, а работает зам. начальника ресторана, вот так, а моя мать что? С ее двумя высшими никого, лучше отца, приглядеть не смогла. Нет, я такой дурой не буду.

Но Дашка не разделяла убеждений подруги. Знала, учиться надо было сейчас, пока молодая, потом не захочется, да и вправду будет не к чему, а учиться ей хотелось. Не для профессии, это все была ерунда, дело наживное: раз-два вышел на работу, посмотрел, как другие люди делают, – и выучился, если только не на математика или программиста какого-нибудь. Нет, учиться хотелось для себя, чтобы не быть быдлом, как все, чтобы уметь рассуждать, а не просто потреблять новости, которыми пичкает тебя телевизор.

– Не успеваю думать, – как-то пожаловалась их матери соседка. – Столько всего говорят, что голова кругом. Нет, пусть они как знают живут, лишь бы нас не трогали.

А Дашка так не хотела. Это не жизнь, когда вполсилы, вполоборота. Жить она стремилась по-настоящему, и хоть пока еще не во всем это у нее получалось по причине зависимости от родителей, но дорогой, она чувствовала, шла верной и сворачивать в сторону была не намерена. Нет, она будет жить так, как хочет, и поступит туда, куда хочет, не то, что ее брат.

≠

Болезнь отца…. Ему стало плохо в коридоре, когда он выходил на работу. Хорошо, что мать была еще дома, Иоганн. Вызвали скорую, отвезли в больницу. Инфаркт прошел на удивление легко, и они уже подумали, что проскочили, когда отрылось самое худшее – рак. Два года мучительной жизни, и отца не стало. Два года для такой формы – это еще очень много, утешали их врачи. Это, правда, было очень много, почти на пределе сил, и порой Дашке хотелось, чтобы отец умер быстрее, легче, хотя за такие мысли стоило убивать.

≠

Омут. Черный, противный, до боли знакомый омут, свой, родной. «Что ты делаешь?» – голос совести? Матери? «Что ты делаешь со своей жизнью? Пьешь? Лучше бы пил. Молчишь? Все молчат, и все знают».

Так оно и было. Иоганн это знал и пользовался молчанием тех, кто был ему ближе всех по крови; до разговоров остальных дела ему не было, на них он научился не обращать внимания, пропускать мимо ушей.

– Завязывал бы сыночек, – ласково, робко просила его мать. – Ведь пропадешь.

– Все в порядке, у меня все под контролем, – отвечал он ей, и пока действительно, может и не во всем, но контролировал ситуацию,