Все обошлось. Все остались живы, здоровы. Договорились полюбовно всем миром. Только Игнат сломал ногу. Долго лечился. Кость срослась неудачно. Стали ломать по новой – занесли инфекцию. Через полгода ногу отрезали. Так что с работой проводника Игнату пришлось окончательно завязать. Уселся прочно дома.

Санек, правда, вначале навещал его, но потом закрутился. Макар отправил его жить на кардон. Потом был Новый год и отпуск, и Игнат слышал, что отец Санька развелся, ушел к молодой. Макар тоже вроде собирался создать семью. У него так-то были уже дети, но все внебрачные. Он и видел их, наверное, от силы пару раз в жизни, зато каждое застолье гордился: «Отец! Дом построил, дерево посадил. Осталось остепениться». Старый козел. Игнат не держал на него зла, хотя Макар и сжадничал: так, подлец, и не выплатил ему все деньги. Но куда они старику?

– На что они мне? На жизнь хватает.

Игнату лишь жаль было себя и Санька. Спивался парень на кардоне, а сказать было некому. Макару что? Лишь бы работа была сделана, а там хоть трава не расти. Игнат было решил попроситься к нему в сторожа, так, без денег, пожить на природе, на что-то он все же еще был годен, но вспомнил, как своими руками ставил сарай, навес над дровами, приводил в порядок сторожку, – и плюнул. Силы были уже не те. Незачем травить душу. Завязывать надо вовремя, и баста. Чтобы не мучиться. Отрезать и забыть.

Только нога по вечерам все еще болела, и на душе было неспокойно. Все-таки не так ему надо было сделать тогда, не так…

Сказка о старой лодке

Когда ты кому-то нужен…

Некогда в одном сказочном королевстве жила-была маленькая спасательная лодка. Была она столь обыкновенна и неприметна, что мало кто обращал на нее внимание. Так и висела она, слегка покачиваясь, по левому борту большого красивого корабля – трехэтажного лайнера, по праву гордившегося своими многочисленными регалиями. Еще бы! Ведь на его борту побывали почти все современные знаменитости: известные художники, певцы, музыканты, даже короли. Они с важным видом прогуливались по палубе, вглядывались в каждую царапину на перилах, некоторые спускались вниз, в машинное отделение, задавали вопросы капитану. Но ни один из них никогда не интересовался тем, что висело у них буквально под самым носом. Что же поделаешь?! Такого судьба младшего брата.

Маленькая лодочка и радовалась, и скучала. Радовалась она потому, что, если бы возникла в ней нужда, это означало бы беду для большого друга, а скучала от одиночества. «Вот рулю повезло больше, – думала бедная сиротка, вся забота о которой сводилась к банке с краской да куску брезента, защищающему ее от соленых брызг и влажного ветра. – Но ведь он и нужен всем больше, чем я. А вот если бы он был не нужен, к нему тоже, наверное, никто бы не шел». Вот и не с кем было маленькой лодочке поговорить о своей жизни.

Так и проплавала она свой срок, а потом ее сняли с судна и отдали за копейки местным рыбакам. Порой она стала даже выходить в море за рыбой, но недолго. Возраст брал свое, и вскоре люди чаще стали использовать ее тень, чтобы скрыться от знойного солнца. Но лодочка не обижалась на жизнь, ведь ей довелось услышать столько рассказов, увидеть столько встреч и поцелуев, сколько не суждено простой рыбацкой лодке. На правах старшинства солидно лежала она на песке и поучала своих непутевых молодых подруг: «Это очень важно быть всегда готовым помочь человеку. На то мы и созданы. Благодаря нам люди выходят в море, добывают себе пропитание, спасают жизнь. Мы должны быть серьезными». Но иногда в одинокие ветреные дни, когда рыбаки грелись за стопкой другой в местном баре, вздыхая, она тихо добавляла: «Но иногда это очень грустно, когда ты не можешь поговорить по пустякам».

Это злое слово – тишина

1

А ты видел ее, совесть-то?..

Поезда шли с востока на запад и с запада на восток.

Ч.Т. Айматов «И дольше века длится день»

Тетя Таня пришла к ним в гости в черном платье, шикарная, красивая, женственная. «Рафаэлевская женщина, назвал бы ее отец, если бы был жив,» – подумал про себя Иоганн, скрывая улыбку. С такой бы он мог поговорить о пользе науки и обучения, даже бы немного послушал мораль.

– Ты собираешься учиться или нет? – накануне праздничного вечера пристала к нему мать.

Она вообще отличалась умением выбирать самые неподходящие моменты для серьезных вопросов.

– Конечно, – ответил он.

– Когда? Дождешься, что тебя отчислят.

– Ну и пусть, – ответил Иоганн, меняя смиренный тон на упрямый, так как на кухню вошла сестра.

– А ты его поучи, мама, поучи, а то все за меня берешься, а он тоже хорош.

Злыдня, а не Дашка, только и ждала момента, как бы уколоть родного брата, а он ее всегда выручал. Вот и недавно прикрыл от матери, когда сестренка вечерком задержалась у приятеля.

– Ладно, я тебе это припомню, – шепнул он, выходя из кухни.

– Ты куда? – крикнула ему вслед мать. – Мы еще не договорили. Вернись немедленно! Куда пошел? Тебе учиться надо!

Желая избежать очередного скандала, Иоганн быстро обулся и вышел в коридор, напоследок попытавшись успокоить мать.

– Все нормально. Я почти все долги закрыл.

– Как же ты закрыл, если не черта не знаешь? Как ты экзамены будешь сдавать? – вошла в раж та.

– В сети посмотрю, – слегка, скорее случайно, чем нарочно, хлопнул он дверью и сбежал по лестнице, оскорбив мать в лучших ее чувствах.

≠

– Попомнишь меня еще, когда поздно будет, – вечером, кормя его ужином, укоряла она его. – Старший же ты у меня, сестре должен пример подавать, а ты… Неужели не понимаешь, что волнуюсь я за тебя? Куда ты пойдешь, что будешь делать, если отчислят?

Иоганн молча ел второе, запивая натуральным, сделанным родными руками морсом. Спорить с матерью было бесполезно, она была слишком консервативна, слишком далека от сегодняшней жизни, хотя и любила его по-своему. Он тоже любил ее и знал, что не даст никому в обиду, но поговорить откровенно с ней не мог. Особенно теперь, после смерти отца.

≠

Запретные слова. У каждой семьи есть такие. Пара фраз, из-за которых неминуемо разгорается скандал, пара фраз, из-за которых в разгар самого искреннего и шумного веселья в доме