— И увидел маленького синего мотылька, — после небольшой паузы продолжил Гельдор. — Ты же знаешь, мой хороший, что орлы не едят мотыльков? Во-от, поэтому мотылёк орла не испугался, а взлетел так высоко, как смог, и спросил: «Какие вести несёшь ты на крылах, о, златопёрый?»

Огонь притягивал взгляд, потрескивал, усыплял. Сладкая водичка действовала похоже, только не согревала. Но теперь у неё был заботливый помощник.

— Отвечал орёл: «Видел я, как за морем собираются в путь белоснежные корабли. Не пройдёт и полгода, как будут они в нашей гавани». Мотылёк сердито замахал крылышками: «Не те вести несёшь ты мне, златопёрый! Не порхать мне столько под синим небом, чтобы дождаться тех кораблей! Завтра-послезавтра развеет мой прах вольный ветер!»

Дорвен вдруг всхрапнула, и Гельдор заметил, что бабушка спит. И жена брата тоже. И сынок его задремал, устроившись у матери под боком.

Огонь потрескивал, старые поленья прогорали. Скоро надо бы новые подбросить. Взглянув на плотно закрытое окно с тяжёлыми шторами, молодой адан протёр глаза. Он больше ничего не говорил, но в голове попеременно звучали голоса, читавшие сказку дальше:

«Зато, — ответил орёл, — цветы, которые ты опылишь сегодня, принесут плоды и насытят заморских гостей». «И правда, — обрадовался мотылёк, — теперь я вижу, что от меня польза есть, хоть и краток мой век. А от тебя, птица, прока никакого».

— И от тебя никакого прока, бесполезная писулька! — замедленно процедил Гельдор, чувствуя, как проваливается в сон.

Взяв нетвёрдой рукой переплёт, сын вождя бросил книгу в камин, не обратив внимания, как именно она упала на поленья. Бумага загорелась неохотно, и какое-то время притягивала взгляд, но потом сладкая водичка оказалась сильнее интереса наблюдения за огнём, и адан заснул.

Страницы с треском вспыхнули. Словно ожив на краткий миг, листы зашевелились, вспорхнули, под книгой треснула головешка, и охваченный с одного края огнём сборник сказок упал из печи на деревянный пол. Кратко живущие сияющие мотыльки взлетели к расстеленным шкурам и плотным занавескам. Поначалу медленно, нерешительно, а потом всё яростнее и смелее бабочки показали свою истинную сокрушительную мощь, превратившись из крошечных полезных насекомых в ненасытных смертоносных хищных птиц.

Шаг в новую жизнь

Полуорк взял на руки младенца. Ребёнок не спал, но и не орал — видимо, сытый, смотрел, тараща глаза, помахивая ручонками.

Смотрел. Голубыми глазами.

Драконий Член задумался. Вернувшись ненадолго домой, он не обнаружил там старших сыновей, которых оставил в живых, и ни одна из жён не могла толком объяснить, куда делись эти двое: то ли одновременно пропали, то ли сначала один, потом другой, то ли семенами торговали, несмотря на весьма детский возраст, то ли воровали у соседей что-то, то ли убили кого-то.

«И правильно сделали, — думал полуорк, вспоминая, с кем рядом живёт. — И если сбежали — тоже молодцы. А нет — мне же проще».

При появлении в доме отца, дочери, независимо от возраста, сразу же попрятались, жёны тоже, кроме тех, кто были слишком пьяны и не сразу поняли, что вообще происходит. Младенца же просто бросили на полу на волчьей шкуре. Его матерью могли оказаться минимум трое женщин, но ни одной из них в доме не оказалось.

Однако ребёнок выглядел здоровым. Если бы не светлые глаза и форма головы, можно было бы заподозрить кого-то из жён в измене, но, глядя на младенца, сомнений не оставалось. Странное чувство зашевелилось в груди. Драконий Член давно уже не ощущал себя полным сил, о женщинах вспоминал всё реже, дети не рождались несколько лет, и полуорк догадывался: это его последний ребёнок.

Всё. Больше не будет. Кончать в бабу уже не получается — только если в рот или в зад, но от этого потомства не прибавится.

Вспомнились разные корешки и эльфохрены, которые можно купить или добыть бесплатно, но Драконий Член хорошо знал, чем грозит их употребление — любой стареющий мужик, не желавший перестать трахать каждую встречную дырку, неизбежно подсаживался на что-нибудь и переставал соображать. Командир понимал — перед ним выбор: либо остаться мужем, либо продолжить воевать, и для него путь был очевиден.

Обиду на то, что так рано перестал быть трахарем и страшной угрозой для любой щели, немного скрашивало понимание, что многие подсаживаются на эльфохрены гораздо более молодыми. Но впрочем, это ничего: в захваченную дыру можно совать не только член. Так даже занятнее. Раньше как-то мало волновало, сколько жердей можно затолкать в одну бабу, а теперь появилось желание проверить на какой-нибудь эльфийке. Интересно, быстро порвётся?

Ребёнок начал издавать обычные для младенца звуки, из разных углов дома донеслись шаги и шорохи: жёны и дочери постепенно вылезали из укрытий и готовились радовать хозяина едой, постелью, в общем, всем, чего бы тот ни захотел. Драконий Член понял, что не помнит всех, кто сейчас находился в его доме, а ещё не может понять, кто из этих баб его дети, а кто — соски. Решив, что будет считать дочерьми только голубоглазых, полуорк оскалился. Захотелось как-то по-особенному поставить точку на прошлом, шагнуть в будущее, так сказать, а не просто закопать очередную кучу говна и потом снова и снова возвращаться туда же посрать.

— Эй! — рявкнул он, уставившись на молодых полуорчих. — Ты, ты, ты! Вон ты тоже, ага! Тащите сюда всех.

Девушки, лишь две из которых успели причесаться и прикрыться, бросились выполнять приказ, и скоро в комнате, не слишком заваленной мусором, собрались шестнадцать женщин разного возраста и степени потрёпанности.

Кто это вообще? Впрочем, уже без разницы.

— Свяжите их вместе! — приказал Драконий Член голубоглазым дочерям, указывая на остальных. — Кто начнёт сопротивляться — убивайте!

Ребёнок на руках принялся хныкать. Самые трезвые орчихи испугались, начали делать жалобные лица, мычать, складывать губы для поцелуя. Страх этих ничтожных созданий немного возбудил, захотелось большего.

— Кого из вас зарезать первой? — рявкнул полуорк, наслаждаясь приятным возбуждением между ног, хоть и знал — ничего из этого, скорее всего, не выйдет, не стоит даже пытаться.

Голубоглазые полуорчихи с жестокой радостью отыгрывались на мучивших их старших женщинах, нарочно затягивая верёвки для белья так, чтобы было больнее.

— Просите прощения! — приказал Драконий Член. — А остальные — одевайтесь и на улицу!

В поднявшемся гуле, среди ругани и мольбы,