И лишь избранным — чужое тоже.

Примечание к части Эльфийская песня: цитата из "Я вернусь" И. Талькова

Может быть, кто-то ещё помнит, чья она по сюжету)

Быть полуэльфом

Из осадного лагеря в ущелье на восточной границе Белерианда Бреголаса с женой провожали гномьи торговцы, и почти всю дорогу велось обсуждение пока неизданного приказа вождя дортонионского Фиримара о службе всех здоровых мужчин в армии: пять лет — Ард-Гален, пять — Дортонион. В основном этот закон вызывал недоумение и осуждение, однако сам полуэльф расценивал решение бати иначе. Если, например, отправлять на службу тех, кому двадцать-двадцать пять лет, у них уже будут дети, способные помогать матери, а бабушки-дедушки тоже ещё в силах, учитывая обычную продолжительность жизни. Бреголас полагал, что батя хочет решить сразу несколько проблем, и готов был защищать его методы, ведь трудности действительно имели место.

Во-первых, слишком быстрый рост населения, из-за которого бесконечно расширяется город и кладбище. Столько людей невозможно хорошо обучить и прокормить, проследить за подданными становится сложнее в разы. Не сказать, что Бреголас любил порядок, но позицию бати разделял безоговорочно.

Во-вторых, зная не понаслышке об угрозе с севера, люди иначе станут относиться к жизни. Может быть и нет, но эльфы что-то такое вроде бы говорили.

— Хороший у вас вождь, — словно услышав мысли приёмного сына Брегора сказал гном супруге Бреголаса, незаметно подсовывая всё новые и новые украшения — в основном, подвески-камеи, — только не умеет идти одним курсом. Мы как живём? Решили, что вот эти соседи — нам друзья, а те — нет, и всё. Надумали оссириандский лес через Таргелион возить — и возим. А Брегор вечно сомневается и что-то меняет. А так только девы прекрасные с украшениями поступают.

Аданет умилялась, но знала — муж покупки не одобрит.

— Так жизнь меняется, — серьёзно посмотрел на торговца Бреголас. — И решения приходится новые принимать.

— Ладно, молодец, что папку защищаешь.

Полуэльф хотел поспорить, однако бородачи вдруг затянули песню, весело улыбаясь в сторону бочек с солёной сирионской рыбой:

— Покорны дракону стихии: огонь и вода!

И громы, и молнии тоже дракону подвластны.

Но что не сумеет дракон ни за что, никогда —

Так это в себе обуздать бесконечные страсти.

Страстно в любое сраженье бросается он,

Любого врага бьёт без жалости, но и без страха.

Силён, но всегда и во всём предсказуем дракон,

И это приводит его к неизбежному краху.

— Хорошо, что вас Алмарил не слышит — счас бы взбесился, — хохотнул рыже-седой гном. — Давно я его, кстати, не видел.

— Он вроде в Дортонион уезжал, но там со всеми переругался, как обычно, — весело заговорила гномиха, одетая в меха, несмотря на довольно тёплую погоду. — Потом его, кажется, на окраине Дор-Ломина видели. Ой, да что вы его вспомнили? Настроение только портите! Мне ещё с его отцом предстоит беседа неприятная. Наши искатели говорят, будто приметы на оссириандской лесозаготовке сошлись, копать надо — жила там. Серебряная. Но Зелёные ж как дикари какие — с ними договориться — проще до Валинора вплавь добраться. Но карантирова жена вроде там местная, живёт сейчас там с сынком, вот придётся мне кланяться ехать. Сначала королю, а потом королеве и принцу.

— И больше всего обожают драконы себя, — продолжалась песня. — А слабых и меньших всегда и во всём презирают.

Не помнит дракон, что он просто большая змея,

Не видит дракон, что он ходит по самому краю.

— Можно мне записать эти стихи? — спросила супруга Бреголаса, покачиваясь в ритм мелодии. — С детства обожаю истории про Червя!

Гном с камеями протянул запечатанный свиток, чернильницу и перья, предлагая купить.

— Заплачу, если сами мне песню здесь напишите, — не растерялась аданет.

— Ай, лиса чернобурая! — шутливо погрозил пальцем торговец. — Уболтала! На привале всё сделаю.

Бреголас фыркнул.

— Дракона нельзя заглушить, если хочет он петь,

Дракона нельзя изловить, если в поле он мчится,

Но ждать не умеет дракон, не умеет терпеть,

Не сможет дракон никогда ничему научиться!

Наше слово — закон!

Ослабеет дракон

И осмелится биться едва ли.

Словно муха, он влип!

И отныне в пыли

Станет ползать, как прочие твари.

Раньше сила была!

Но чужая земля

Для врага непокорна вовеки!

И узнает дракон,

Что беспомощен он,

И себя ощутит человеком.

— И себя ощутит полуэльфом, — добавил приёмный сын вождя эдайн. — Я даже готов этому червю посочувствовать.

Гномы расхохотались.

— Фелагунд — лучший из эльфийских королей, что я знаю, — торговец с камеями покачал головой, — но кое-чему не мешало бы и ему поучиться. Например, узнать, как у его любимого родича уживаются в одном городе все, кому не лень, и никто не говорит о себе так, как ты.

— Вот такой я дурачок, — огрызнулся Бреголас.

Бородатые торговцы снова развеселились.

Посмотрев на меняющийся пейзаж, полуэльф пересел ближе к жене. Повозка катила быстро, словно вовсе не являлась частью гружёного обоза. В Поющей Долине ждали гостей, а приёмный сын Брегора не мог перестать думать о разговоре с военачальниками осадного лагеря — почему-то славные сыны Феанаро Куруфинвэ, которому приписывают множество великих изобретений и достижений, смотрели на перэльда из Дортониона как-то странно. Они что-то имеют против полукровок, эти высокородные светлые Нолдор? Как бы то ни было, Бреголас решил поддержать неизданный пока закон бати и пробыть пять лет на службе в Дыре Маглора. Главное, случайно так не назвать Долину вслух. После же — можно вернуться в Дортонион на границу, а там видно будет. Может, и к оркам пустят. Хотя, говорят, будто вымерли они. Жаль, очень жаль.

«И узнает дракон,

Что беспомощен он,

И себя ощутит полуэльфом…»

Гномы уверяли, будто не торгуют ничем, крепче табака, но Бреголас всё же решил спросить ещё раз. Не могут же они вечно веселиться просто так! А если могут, значит, легенды врут, и создал их не Творец Гор Ауле, а Тулкас.

— Эльфов спели, людей спели, Кхазад смастерили, —