Шрифт:
Закладка:
– Что его настоящее имя Эрик Юнг, его жены – Линда.
Человек на тахте пошевелился и поднял глаза.
– Линда Шварцер… – проговорил он. – Линда…
Я оттарабанил, будто давно был готов к ответу:
– В настоящее время Линда Шварцер, шатенка с голубыми глазами, средних лет, гражданка Германии, а по мексиканскому паспорту Альба Торрес, числится в без вести пропавших после локального землетрясения в окрестностях селения Эль-Питаль. Поклонница Гитлера и всего того, что связано с Третьим Рейхом, она пыталась создать нечто похожее в Мезоамерике, опираясь на религиозные и культовые традиции ацтеков, майя, ольмеков…
– Это были всего навсего ролевые игры – и никакой политики, – запротестовал Эрик Юнг. – Она жила на острие времени, как и все неординарные натуры. Ей хотелось экстрима, веселья, денег, музыки и танцев. Там, в Мексике мы собирались пожениться.
Эрик Юнг поднял глаза.
– Мы так хотели переехать из Берлина сюда, в Мюнхен, и жили бы здесь тихо и мирно, принося пользу обществу. Мы никому не причинили вреда.
Он помолчал немного.
– Скажите мне, по крайней мере, где она? Вы же были тогда в Эль-Питале рядом с ней. Скажите, что с ней. Прошу вас!
– А что, по-вашему, с ней могло случиться? – спросил я.
– Я думаю, что вы её где-то допрашиваете, может быть, пытаете. Чтобы заставить рассказать о каких-то секретах. А содержится она, наверняка, на Кубе, на вашей военной базе в Гуантаномо.
– О чём, о каких секретах? О том, как десять лет назад кто-то цинично убил известную на всю страну политическую пару: руководителя «зелёных» Петру Келли и генерала Бундесвера Герда Бастиана, – под Бонном, в местечке Танненбуш, в особняке на Свинемюндерштрассе? Вы же, по вашим словам, вели здесь тихую, общественно полезную жизнь. И никому не причинили зла.
Наступило молчание. Я сделал Соне незаметный знак. Она приблизилась. Юнг рассматривал свой покалеченный палец. Я тихонько выудил из кармана небольшую коробочку и поставил на стол. Соня молча скрылась в ванной.
– Ну так что, герр Юнг? Что вы сами расскажете о мексиканском периоде вашей Линды?
– Ей позвонили, – сказал он, не поднимая глаз. – Я видел, как Линда сразу изменилась в лице, сняв трубку. Звонивший ей человек сказал ей нечто опасное. Это был в своём роде приказ. И ей пришлось подчиниться.
– Что он приказал ей сделать?
– Она срочно улетела в Мексику.
– Она не сказала, где была?
Он покачал головой.
– Она принесла приемник, в определенное время стала его слушать. Иногда она куда-то уходила. У нас в доме появлялись незнакомые мне люди.
– А как к этому отнеслась Линда? Она вернулась из первой двухмесячной поездки радостная? Возбужденная?
– Я уже говорил, – мрачно буркнул он. – Ее заставили сотрудничать. Она ничего не могла поделать.
– Как?! Она же могла обратиться к немецким властям, в криминальную полицию, наконец!
– И выдать себя? – он содрогнулся. – Вы забываете: она же в чёрном списке БФФ, а может и БНД. За ней охотились – просто гонялись как за бешеным зверем. Так будет продолжаться до самой её смерти. Это же нелюди! Если бы им стало известно её местожительство, они бы тотчас слетелись точно стервятники. – Эрик Юнг пристально посмотрел на меня. – Может, и вы из их числа? От кого мы все эти годы скрывались – от вас, американцев. Если это так, то у меня к вам будет только одна просьба: узнайте у своих в ЦРУ – жива ли она, мертва ли?
– Палец должен вправить врач. – Я осмотрел выбитый палец. – Но мы дадим вам лекарство – боль утихнет.
Я держал его за правую руку. Пока он сообразил, что происходит, я сел на его левую руку и кивнул Соне, выросшей у меня из-за спины. Он стал вырываться, но я держал его крепко, пока она всаживала иглу ему в предплечье.
– Но вы же не станете меня убивать!
– Не волнуйтесь, герр Юнг, мы оставим вашу жизнь в целости и сохранности…
Соня Шерманн и я, её верный Пятница сделали стандартную инъекцию. Герр Юнг издал глубокий выдох и уснул. Мы уложили его поудобнее на кровать.
– Сколько ты ему вколола? – спросил я.
– Максимальную дозу. На четыре часа.
– Надо бы попросить кого-нибудь, чтобы присмотрели за ним.
Пока мы отъезжали, Соня хранила молчание. Когда же она заговорила, в её голосе послышались укоризненные нотки:
– Так ты всё знал?
Юнг висел у нас на хвосте от самого Мюнхена. Уж не знаю, как он это смог сделать, но предупреждение я получил конкретное.
Она бросила на меня подозрительный взгляд.
– Для чего?
– Это происки спецслужб. Из БФФ просигнализировали Эрику Юнгу, что из Баварии уезжает агент ЦРУ, виновный в исчезновении, а может и в гибели Линды Шварцер. Дали карт-бланш действовать на свой страх и риск – вплоть до нейтрализации нас.
– И ты молчал как рыба? – сердито высказалась Соня. – Из-за тебя я чуть, было, не схлопотала пулю от герра Юнга…
– Зато ты вела себя в отеле естественно, без фальши. Особенно, когда Эрик набросился на тебя.
– Довольно опасная игра!
– Ставка выше, чем жизнь, – ляпнул я и виновато сказал: – Ладно, ситуация под контролем…
Соня облизала губы.
– Но они же – не враги, Рудольф! Невзирая на их методы…
– Я тебя очень хорошо понимаю. Я дал ему шанс – что же ещё прикажешь мне делать? Он намеревался задержать нас до прибытия группы захвата, в крайнем случае – пристрелить тебя и меня.
– Но как ты можешь такое утверждать?
– Эрик Юнг и его подруга Линда Шварцер – неонацисты. А радикальным группам всегда поручалась грязная работа. И играть с ними в прятки я не собирался. И тебе не советую поспешно доверяться на слово.
– А Линда? Надо думать, она мертва?
– Она мертва. После того землетрясения в мексиканском местечке Эль-Питаль вряд ли она могла выжить. Пропала без вести.
– И ты это тоже предвидел, разве нет?
– Давай продолжим дискуссию в машине, – предложил я. – Если не возражаешь. Надо вызвать кого-нибудь, чтобы без лишнего шума проконтролировать выход Эрика Юнга из снотворного состояния и возвращение его к полноценной жизни. А потом нам надо побыстрее собрать свои вещи в отеле и продолжить паломничество в Лихтенштейн, на виллу «Аскания Нова» барона Эдуарда Александровича Фальц-Фейна.
Я протянул Соне руку, чтобы помочь спуститься вниз по ступенькам, но она демонстративно отвернулась. Однако, когда мы подходили к гостинице, она глубоко вдохнула и бросила на меня виноватый взгляд.
– Извини. Может, я… веду себя непрофессионально, даже наивно. Всё это так неожиданно.
– Ты права, в старых добрых картинах всё гораздо проще: плохие дяди рядятся в обольстительных