Эшлин пробиралась к голубятне по руинам замка.

Она брела по разрушенным галереям и выжженным залам с закопченными картинами на стенах и полусгоревшей лакированной мебелью. Повсюду валялись трупы, обугленные до костей, со вздувшейся пузырями кожей. Эшлин искала среди них Хайден и Окину.

И обнаружила их в голубятне.

Хайден погибла. Эшлин старалась не смотреть на ее труп. Окину, едва живая, распростерлась у дальней стены голубятни. Обожженное лицо императрицы покрылось волдырями; воспаленный глаз, затянутый бельмом, напоминал лужицу крови, в которую плеснули молока.

Неповрежденным глазом Окину посмотрела на Эшлин:

– Ты вернулась слишком поздно.

Эшлин склонилась над ней, заметила еще три трупа: две вдовы и кто-то в сером одеянии алхимика. Рядом с Окину валялись осколки стеклянного пузырька с остатками густой синей жидкости.

– Алхимик пытался нейтрализовать отравляющие химикаты?

– Да, он смешал какой-то эликсир на основе минерального масла, но оно мне не особо помогло. Легкие превратились в куски сырого мяса.

– А что еще входит в состав эликсира? – спросила Эшлин, потому что тоже дышала отравленным воздухом.

Окину понимающе улыбнулась:

– Ты прагматична, как всегда. Молодец. – Императрица сглотнула, поморщилась от боли и приложила ладонь к горлу. – Минеральное масло, три части натриевой селитры и две части кальцитового алебастра, смешанные на открытом огне.

Эшлин кивнула. Ингредиенты стоили недешево, но раздобыть их было проще, чем божий мох. У Керриган наверняка есть кое-что в запасе.

– Ты нашла на острове то, что искала? – спросила Окину.

– Нет. Я нашла кое-что другое.

Эшлин показала Окину металлические пластины, вживленные в руку, и закопченную драконью нить, разраставшуюся под кожей.

– Этим можно разрушать неболёты?

– Пока еще нет. Но со временем я усовершенствую…

– У тебя не осталось времени. Армада неболётов уже под контролем Варда.

– А как же Ганон? И моя сестра?

– Твоя сестра убила своего мужа и сбежала из Баларии неизвестно куда. А потом объявилась в Незатопимой Гавани вместе с Озирисом Вардом. Они привели армаду в Альмиру и захватили страну.

– Каира приказала совершить налет на Химейю?

– Нет. – Окину сглотнула. – Вот уже тридцать лет все вдовы, которых я отправляла в Терру с различными поручениями, получали и дополнительный приказ особой важности.

Эшлин вспомнила письмо, которое Окину показала ей в Нулсине.

– Приказ убить Озириса Варда?

– Да. Именно по этой причине он так долго отсиживался в Баларии, боялся высунуть нос за ее непроницаемые границы. А сейчас, когда он начал приводить в исполнение свои планы, ему пришлось забыть о собственной безопасности.

В записях и заметках Озириса Эшлин не встретила ни одного упоминания о том, что он чего-то опасается. Впрочем, говорить об этом сейчас было бессмысленно.

– Последние несколько месяцев Сосоне действовала в Альмире. Узнав, что Озирис Вард обосновался в Незатопимой Гавани, она попыталась исполнить мой приказ.

– Попыталась исполнить… – задумчиво повторила Эшлин. – Что случилось?

Окину протянула ей записку голубиной почты, скрепленную печатью Фрулы, алхимика-пчеловода, нанятого Эшлин для изучения способности пчел принимать совместные решения.

– Судя по всему, ты пришла сюда за этим.

Эшлин вскрыла письмо. Почерк оказался незнакомым, но автор послания был хорошо осведомлен о событиях последних месяцев. Эшлин прочла записку и ошеломленно перечитала ее.

– По моему приказу убили мою кровную родственницу, – сокрушенно прошептала Окину. – Мне нет прощения. Я заслужила самое страшное наказание. И все из-за юношеской мечты о кораблях из драконьей кости. Смешно.

Эшлин оставила без внимания философствования своей тетушки. Сейчас они были бесполезны. Вместо этого она еще раз прочитала письмо какого-то Джолана. Он сообщал, что западное побережье Альмиры больше не охраняется, и просил прислать на помощь папирийский флот. Увы, папирийского флота больше не существовало, его уничтожила едкая химическая жижа, в которую превратился Химейский залив.

– Дай мне слово, что ты его остановишь, – еле слышно сказала Окину. – Пообещай мне, что ты его убьешь.

За какие-то два месяца Озирис Вард не только овладел самой могущественной империей в Терре, но и захватил Альмиру, и уничтожил Папирию. Эшлин не знала, сможет ли она его остановить. И даже не представляла, возможно ли это вообще.

– Обещаю, – сказала она.

– На вкус – как обезьянья жопа, – проворчал Симеон, разглядывая недопитую склянку с минеральным маслом.

Эшлин приготовила эликсир для себя и для скожита. Сайласу хватило божьего мха.

– Между прочим, в Заводном городе обезьянья жопа считается редким лакомством, – заявил Фельгор. – Я пробовал. Вкусно, но тратить деньги на нее жалко.

– Ну, тогда как обезьянье дерьмо. Или ты его тоже пробовал?

– Нет.

– Хочешь – пей, не хочешь – не пей, – сказала Эшлин, глядя на руины Химейи за кормой корабля. – Не выпьешь – изойдешь кровавым поносом и через пару дней сдохнешь. Выбор за тобой.

Симеон молча проглотил остатки эликсира.

– Что ж, от кровавого поноса мы спасены, – сказала Керриган. – Но на моих кораблях девятьсот шестьдесят три человека. Куда нам плыть?

– Западное побережье Альмиры сейчас не охраняется. Если мы туда пристанем, то сможем пробраться в Дайновую пущу – единственное место в Терре, где можно не опасаться неболётов.

– Ну и хрен с ней, с Террой, – сказала Керриган. – Лучше уж пересечь Великую Пустоту.

– Из такого плавания возвращается лишь один из сотни кораблей, – напомнила ей Эшлин.

– А мы не собираемся возвращаться.

– Все равно это слишком опасно.

– Если выбирать между океаном и армадой неболётов с бомбами, то мне больше нравится Великая Пустота.

Керриган решительно скрестила руки на груди.

Эшлин пожала плечами:

– Тогда оставь мне свой самый ненадежный корабль и тех, кто не хочет умереть от жажды через четыре недели.

Керриган задумалась, а потом повернулась к Бершаду:

– Ты с ней?

– Дайновая Пуща – моя родина, – ответил он.

Эшлин посмотрела на Симеона:

– Может, Керриган и пересечет Великую Пустоту, но ты бы нам здорово помог в Альмире.

– Что, опять творить добрые дела и спасать невинных?

– Нет, – сказала Эшлин. – Убивать галамарцев.