Шрифт:
Закладка:
Если учесть, что Дубенский предлагал направить императорский поезд к генералу Рузскому, к которому, по словам Мордвинова, «Его Величество, как и все мы» относился с очень малой степенью доверия, то действия Дубенского нельзя трактовать иначе, как враждебные по отношению к императору Николаю II.
Здесь необходимо отметить ещё одно обстоятельство: это адресат, кому Дубенский направил своё письмо — лейб-хирург императора выдающийся врач профессор С. П. Фёдоров. Почему-то этот врач во время трагических событий последних дней царствования императора Николая II постоянно оказывался в их эпицентре. Причём его деятельность не имела ничего общего с врачебной. По непонятным причинам у Фёдорова постоянно собирались члены свиты, которые постоянно с ним советовались, Фёдоров способствовал назначению царём генерала Иванова, Фёдорову посылались письма на имя дворцового коменданта, через Фёдорова императору передавались какие-то предложения. Такое впечатление, что этот человек играл роль связника. Во всяком случае, поведение Фёдорова никак нельзя назвать верноподданническим. Бубликов пишет, что когда он приехал 8-го марта в Могилёв объявить об аресте Государя, то имел встречу с Фёдоровым, который излагал ему какие-то сведения от иностранных агентов. Сведения эти были настолько важны, что Бубликов повёз Фёдорова к Родзянко в Петроград. Там, в Таврическом дворце, ожидая приёма председателя Государственной Думы, Фёдоров зашёл в уборную и выцарапал со своих погон вензель императора[1005].
В 23 часа, когда императорский поезд «Литера А» прибыл в Вышний Волочёк, Воейков получил донесение подполковника Таля с предложением остановиться в Тосно. Воейков доложил об этом Николаю II. После доклада у императора Воейков направил Талю следующую телеграмму: «Настоять на движении в Царское Село».
Между тем свитский поезд прибыл в Бологое. Время прибытия установить трудно, так как Дубенский утверждает, что это было в полночь, Мордвинов ничего не сообщает о времени, а Спиридович пишет, что в 12 часов ночи в Бологое прибыл императорский поезд. Понятно, что оба поезда прийти одновременно в Бологое не могли. В Бологом подполковником Талем была получена вышеуказанная телеграмма Воейкова с приказом ехать в Царское Село. «Всех нас удивил этот ответ, — пишет Дубенский, — некоторые из нас даже настаивали, чтобы задержаться в Бологом до подхода собственного поезда и ещё раз переговорить с Дворцовым комендантом, но, в конце концов, решили ехать дальше»[1006].
Через некоторое время свитский поезд прибыл в Малую Вишеру. В Малой Вишере к генералу Цабелю явился офицер полка Герлях и доложил, что станции Любань и Тосно заняты революционными войсками. Дубенский пишет, что офицер сообщил, что в Любани находятся мятежные роты Лейб-гвардии Литовского полка с пулемётами, что люди этой роты в Любани уже сняли с постов людей Железнодорожного полка. Герлях рассказал, что он едва сумел уехать из Любани на дрезине, чтобы доложить об опасности.
Следует отметить, что факты, изложенные Герляхом, не соответствовали действительности. На самом деле в Любани какие-то случайные запасные части разгромили вокзальный ресторан Байрашева[1007]. Случайным, по его утверждению, свидетелем этого стал С. П. Мельгунов[1008]. Беспорядки были быстро пресечены и никаких «революционных войск» в Любани не было[1009].
Почему Герлях сообщил неверную информацию, сказать трудно, но вот почему в свитском поезде её не восприняли критически — не понятно. Опять никакой попытки проверить эти сведения, или хотя бы связаться по телефону с Любанью, предпринято не было. «Вслед за такими, уже определённо грозными, сообщениями, — пишет Дубенский, — было сделано немедленно распоряжение по ст. М. Вишера занять телефоны, телеграф и дежурную комнату; выставлены наши посты, указано железнодорожным жандармам охранять станцию от всяких случайностей, и она стала изолированной от сношений с кем бы то ни было без нашего ведома. Решено было не двигаться и ожидать здесь подхода «собственного поезда» для доклада полученных известий Его Величеству»[1010].
Собственный императорский поезд подошёл к Малой Вишере в 2 часа ночи. Почти все в нём спали. Мордвинов не спал, он ждал прибытия в Малую Вишеру, так как по его словам «надеялся увидать в Малой Вишере губернатора, или кого-нибудь из губернского начальства, обыкновенно выезжавших для встречи Государя на эту станцию, и от них узнать, что делается в наших краях (Мордвинов был родом из Новгородской губернии — П. М.)»[1011].
Интересная деталь: Мордвинов не сообщает, прибыл ли новгородский губернатор, а им в феврале 1917 года был тайный советник М. В. Иславин, на вокзал Малой Вишеры для встречи императора. По мемуарам можно сделать отрицательный вывод, так как Мордвинов замечает: «Не найдя на платформе никого из своих новгородских знакомых и ожидающего фельдъегеря, я поспешил войти в служебный вагон».
Если учесть, что в воспоминаниях ни Дубенский, ни Мордвинов ни слова не говорят о встречах с губернаторами, то это обстоятельство можно отнести ещё к одной странности этой поездки.
Прибыв в Малую Вишеру, пассажиры собственного императорского поезда с удивлением обнаружили стоящим на вокзале свитский поезд, который должен был быть уже далеко впереди. На недоуменный вопрос Мордвинова о причинах задержки Дубенский ответил, что «нам не советуют ехать дальше, так как по слухам Любань и Тосно тоже заняты революционерами, и мы решили подождать вас, чтобы спросить, как поступать дальше»[1012].
Генерал Цабель разбудил генерала Воейкова и доложил ему о занятии Любани и Тосно. Как пишет Дубенский, «через несколько минут генерал Воейков вышел в коридор с всклокоченными волосами и начал с нами обсуждать, что делать. Некоторые из нас советовали ехать назад в Ставку, другие указывали на Псков. Генерал Воейков, помнится, сам не высказывался определённо ни за то, ни за другое предложение»[1013].
Великий князь Андрей Владимирович приводит в своих дневниках заметку из газеты «Баку» № 53 от 7-го марта 1917 года. Заметка называется «События, предшествующие отречению Николая II от престола». В заметке уже силён привкус революционной вульгарности, многое из того, что в ней излагается, не имеет ничего общего с действительностью. В статье утверждается, что автор был свидетелем прибытия царского поезда в Старую Руссу ночью 3-го марта. Это вызывает очень большие сомнения. Тем не менее, видно, что статья написана человеком, общавшимся с участниками подлинных событий. В статье утверждается, что адмирал Нилов и Воейков больше всего боялись, чтобы царь «неузнал правды о том,
