Мимо проскочил драгун, я пришел в себя, перевел взгляд на вражеские батареи и уже не сводил с них глаз, пока шел по полному мертвецов полю. Враги находились возле пушек на расстоянии в двести пятьдесят ярдов, полностью занятые стрельбой по нашей батарее, к тому же ветер сносил пороховой дым в их сторону, и мятежники не могли заметить, как мы бежали к ним через поле. Ядра с воем проносились над нашими головами. На расстоянии в сто ярдов мы поставили аркебузы на рогульки, а короткие карабины подняли к плечам. Я зарядил свое оружие и старательно прицелился в офицера, который держал в руке подзорную трубу.

– Тщательно выбирайте цель! – крикнул я, но многие уже открыли огонь, и я нажал на спусковой крючок.

Порох загорелся, ударила отдача, словно приклад карабина лягнул меня в плечо, как злобный осел. Я больше не видел того офицера, но не мог сказать с уверенностью, что именно я его подстрелил – мне никогда не хватало терпения в обращении со стрелковым оружием.

В горле у меня защипало от порохового дыма, но я быстро упер карабин прикладом в землю, потянулся за деревянной бутылочкой с порохом, вытащил пробку и высыпал содержимое в дуло. В коробочке также лежали на выбор стальные и свинцовые пули – канониры не носили доспехов, поэтому я взял свинцовую пулю, поместил ее в дуло и затолкал шомполом пыж. Затем взвел спусковой крючок и снова поднес оружие к плечу.

Я не привык перезаряжать карабин, поэтому остальные мои товарищи успели сделать по второму выстрелу, и, пока драгуны занимались перезарядкой, они смеялись и свистели, издеваясь над противником – канониры стреляли из огромных пушек, но ничем не могли нам ответить. Артиллеристы повстанцев бегали взад и вперед, кричали и совещались, а потом я увидел, как они начали разворачивать пушки в нашу сторону.

– Стреляем еще по одному разу! – крикнул я. – А потом бегом обратно к изгороди!

Я выстрелил, успев заметить, что мы еще никого не потеряли в ходе атаки, – и подал пример остальным, повернулся и поспешил к спасительным кустам, пока драгуны продолжали целиться в повстанцев, но, сделав каждый по выстрелу, последовали за мной. Очевидно, мы выбрали оптимальное время для отступления: краем глаза я увидел, что канониры заряжали в длинные дула своих пушек шрапнель.

Убедившись, что все драгуны последовали за мной, размахивая над головой карабином, я помчался со всех ног. Мы с гиканьем летели назад и успели пересечь изгородь до того, как пушки начали поливать нас картечью, которая с воем неслась в нашу сторону. Картечные заряды состоят из мелких металлических предметов: мушкетные пули, маленькие железные шарики, какими стреляют фальконеты, гвозди, проволока или просто куски железа, которые заталкивают в мешочки. Вся эта мелочь со страшной скоростью и отвратительным звуком рассекала воздух вокруг, и волосы у меня на теле встали дыбом; однако с такого расстояния никто из нас не получил ранений, и мы со смехом выбирались на грязную дорогу, опьяненные успехом.

Все это время батарея Липтона продолжала вести огонь, ядра падали среди вражеских пушек, ведь мы дали пушкарям необходимое время и они успели причинить немалый вред артиллерии противника.

Ну а в моей груди бушевал огонь, а разум спешно искал новые возможности в игре «камень, ножницы, бумага». Я пожалел, что в моем распоряжении, кроме пеших драгун, отсутствовала кавалерия – одна атака вооруженных копьями всадников, и мы бы покончили с вражескими пушкарями.

Между тем пушки врага продолжали стрелять, и шрапнель с воем сбивала листву у нас над головами. Я чувствовал, что еще не исчерпал всех возможностей по нанесению ущерба врагу. Поблагодарив полковников за разрешение использовать для вылазки их людей, я присоединился к лорду Уттербаку на правом фланге, доложил о своем приключении и рассказал, что намерен делать дальше.

– Ты думаешь, у тебя получится? – спросил он. – Тогда вперед.

Почти все драгуны Фрера спешились, собрались у перекрестка с дорогой на Пексайд и приготовились вести фланговый огонь по врагу из пистолетов с дулами раструбом.

Фрер отправился вместе со мной, когда я взял одну из рот, и мы осторожно приблизились к дороге, которая вела на восток, – теперь мы находились во фланге у вражеских батарей.

Вражеские пушки продолжали уничтожать шрапнелью кустарник, и я с радостью понял, что они не ждали подвоха с нашей стороны.

– Вы с вашим отрядом поведете наступление на одном направлении, – сказал мне Фрер, – а я поддержу вас с другого.

Когда мы с первой ротой прорвались сквозь плотный терновник, я получил несколько царапин на лице, шипы даже прорвали бычью кожу моей куртки. Я стер капли крови со щеки, обнажил меч и повел за собой драгун. Нам предстояло пробежать до ближайшей батареи триста ярдов в тяжелых кавалерийских сапогах.

Мы быстро преодолели эту дистанцию, словно летели на крыльях, и внезапно оказались у цели: прямо перед нами находился неприятельский орудийный расчет ближайшей кулеврины, каждый выполнял свою задачу, и они только сейчас начали понимать, что произошло, но мы уже дали первый залп. Некоторые пушкари рухнули на землю, другие в ужасе остолбенели и не сводили с нас глаз. Кроме не слишком метких больших пистолетов драгуны имели при себе самое разнообразное холодное оружие: рапиры и кинжалы, молоты и ножи – и бросились в атаку, не перезаряжая огнестрельного оружия.

Уцелевшие пушкари из расчета первой пушки бросились бежать, я погнался за ними и с удивлением обнаружил, что противник не собирался отступать без боя. Пушкарь – невысокий щуплый мужчина моего возраста – обнажил короткий меч и со смесью ужаса и решимости смотрел на меня. Я почувствовал невероятную тревогу, и кровь забурлила в моих жилах.

Я мчался так быстро, что не смог сразу остановиться, на бегу рубанул по его мечу, которым он попытался меня достать, врезался в него закованной в доспехи грудью – и сбил врага с ног. Пробежав чуть дальше, я ударил его мечом сверху вниз, но не думаю, что попал. Вероятно, его добил один из драгун, бежавших вслед за мной.

Я поспешил дальше и наносил удары по спинам спасавшихся бегством пушкарей, изо всех сил стараясь сохранить холодную голову. Я прекрасно понимал, что враг имел численное преимущество – моя рота с учетом потерь и без коноводов насчитывала всего сорок человек, а полный личный состав одной батареи равнялся почти сотне бойцов. Однако мы действовали плотной группой, а