Шрифт:
Закладка:
Чего? И ничего не надо и все надо! Смотря по тому, откуда посмотришь… С точки зрения нормальной человеческой жизни у нас ничего нет, и не знаешь, с чего начать, если вот такие вещи на память приведут, как кремы и миндаль. А с военной, с рабьей… все есть для жизни, абсолютно все. Ходить можно и на деревянных подошвах с бумажными верхами, а руки натирать не кремом, а суррогатом глицерина. А без чая и без кофе ведь тоже жить можно. Углеводы не только ведь в сахаре, но и в хлебе… А хлеба достаточно. Если не вспоминать удобства, так и забыть их, можно и обойтись без них. Потому не знаешь, чего просить.
Еда у нас прекрасная, даже роскошная, если взять еще американские посылки с кофе и чаем. Хлеб, сыр, масло, солонина, молоко, яблок мало, но груши есть. Кое-какие овощи есть. Мыло дают, вчера уже настоящее Sunlight. Чего же надо больше? Сахару понемножку, но его и в Америке не дают больше, — по 200 г на 2 недели. Но, знаешь, мы так отвыкли, что он так и остается нетронутым — бережем, что ли… не знаю. Меня тревожит судьба наших прежних друзей в Берлине, от них ничего, не знаю даже, живы ли. Хотелось бы послать им что-нибудь съестного. Зима будет ужасная, как обещает Эйзенхауэр458а. Хотелось бы тоже деткам русским помочь. В наших газетах иллюстрированных была статья о тысячах, десятках и сотнях тысяч несчастных русских сирот. Как бы я хотела их пригреть. О них подробно писали, — Господи, какое зверье эти поганые изверги-немцы, как они истязали ребят дошкольного возраста даже. Не все, конечно, были звери, я не сужу их всех огульно, были и приличные. Я вообще против разжигания страстей и всегда умеряю пыл и у других, ибо… если разжигать, то зло будет бесконечно родить новое зло. Как-то надо суметь поставить крест и попытаться полюбить людей за все страдания, иначе нельзя жить. Но иногда холод пробегает, как услышишь о бесчеловечности. Бессмысленная бесчеловечность из садизма… вот ее так трудно простить. А как бы хорошо было все это забыть. Как хочется уехать куда-нибудь и отдохнуть. Хотя я чувствую себя неплохо. Ах, если бы тепло и свет… и досуг… Но я знаю, что всякое положение дается нам со смыслом и надо только уметь понять его и свое назначение. Я обычно после понимаю. — Моя музыка чуточку подвигается, я все-таки протащила уроки даже и сквозь отчаянную зиму. И писать и рисовать тоже, _в_е_р_ю (!). — буду! Целую тебя, солнышко, в день твоего рождения. Твоя Оля
Цветочки — только символы цветов тебе — новорожденному!
102
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
5. Х.45
Милый мой Ванюша, дорогой мой именинничек, с Днем ангела тебя поздравляю, солнышко мое, и прошу Господа тебе послать благословение Свое, здоровье и радостную волю к твоему труду. Как я счастлива, что ты так хорошо можешь работать, несмотря ни на что. Очень жду «Путей Небесных». Неужели ты уже приступил и к 3-ей части!? Я очень хочу работать. Чувствую как-то большую зрелость (что ли?), смелость и охоту, нежели в те годы, но время..! У нас безнадежная суета, как одна знакомая иностранка говорила: — «суетоха». Сегодня опоросилась (час тому назад) свинья 14-ью малышами! А молока опять нет, как было в апреле, когда вода заливала. Сию секунду был доктор и дал ей шприц чего-то. Кошечка тоже больна, ночевала не дома, а наутро признаки отравления будто. Всякой-то гадости в этом году полно. Препогано теперь: начинаются холода, масса народу без крова, боюсь, не хлынули бы опять эвакуированные. На вторую такую встрёпку уже и сил не хватит. Сидим все без денег, т. к. все блокировано правительством. По голландским правилам всегда так было, всякая замужняя женщина не имеет права без письменного согласия мужа ни цента взять из банка со счета, даже будь весь капитал жены, а не мужа. Правда, муж тоже не может взять без согласия жены, если деньги положены на ее имя, но жена ни в каком случае не может самостоятельно распорядиться капиталом. На сберегательной книжке нельзя иметь больше 3000, а «в чулке» нельзя держать по налоговым соображениям. А вот теперь все дамы, не служащие где-либо, даже карты для деблокированных денег не получили, а получают наравне с детьми от отца семейства. Скучно. Сейчас у всех только по 10 гульденов из той сотни, которую пока 8 окт. дадут по карте, а остальное у государства. Мои деньги неизвестно когда разблокируют. Всю иностранную валюту надо было сдать на учет тоже. Одним словом никак нельзя ничего получить на руки. Конечно, на все необходимое достаточно, но скучно, скучно… Мечтаю, что Dr. van Cappellen мне поможет уехать на курорт для почки. Как бы я хотела уйти в работу. Не знаю, что меня больше влечет — кисть или перо… Как я захвачена бываю тонкой акварелью. Ах, если бы из моего Shalkwijk’ского угла куда-нибудь в мир выглянуть, посмотреть хороших художников… побыть в мире искусства. Сейчас ничего невозможно, даже съездить в другой город почти невозможно. Ну, подождем, нельзя же все сразу и так уж быстро мы оправляемся, если вспомнить, что еще в мае сидели без воды (в воде) даже. Все время до освобождения нельзя было ничего купить для рисования, если не состоять в «камере культуры»459, а там можно было быть только с окраской национал-социалистической, дав какую-то подписку. Мне кое-как иногда удавалось в одном магазинчике у приказчика доставать то бумаги, то (даже) красок, просто из личной симпатии, как-то дала ему яиц для оперированного (Dr. Klinkenbergh’ом, конечно) ребенка, а главное потому, что я русская.
Благодаря этому дяде кое-что нарисовано. Можно ли подсылать рисунки? Я бы хотела тебе послать акварельку свою… безделку. Ванюша, напиши, как у тебя с питанием. О. Дионисий говорит, что у вас во Франции хуже с едой, чем у нас. На днях едет в Париж Толен, постараюсь его ухватить и послать что-нибудь тебе. «Девица» Беатриса не едет, кажется, — делает глупости и бегает за одними штанами, да еще женатыми. О. Дионисий едет тоже в Париж, но, зная твою нелюбовь к нему, не посылаю его к тебе, а предоставляю на твое усмотрение найти его или нет, —
