Шрифт:
Закладка:
Драко всегда шёл к Николь, поэтому, если она умрёт, идти ему будет не к кому. Без неё он не знал ровным счётом ничего. Это только в детстве ему казалось, что в жизни он уже знает всё. Разве ещё чему-то надо учить парня, закалённого Круциатусами и убийствами, нежданно нагрянувшим хаосом и необходимостью перестройки своего незрелого мира? Да, Малфой считал, что слишком рано стал тем, кого уже нечему научить. Вспомнить смешно — считал искренне. Очевидно, поторапливаемый обидами на свою судьбу, в голове он гонял мысли, превышающие скорости, которые положены в его возрасте.
ㅤㅤ ㅤ
А теперь ему, по всем законам взрослому человеку, думалось, что продолжать учиться он будет и дальше каждый день своей жизни. Если вопросы о том, как поступать правильно, всё ещё зарождались в его голове, вывод очевиден: для него в этой вселенной ещё хватит открытий надолго. Да, он знал многое, конечно, больше, чем тот самый подросток с программой реновации внутреннего мира. Но ещё больше не знал.
ㅤㅤ ㅤ
И он находил для себя одну добрую панацею. Всегда, стоило ему только прийти к очередному такому вопросу, он менял его на другой — «как поступила бы Николь?». Это обращение не к мудрости и далеко не к примеру для подражания. Это привычная, протоптанная доверием дорога. Прислушаться к Рейнер было просто потому, что ей не всё равно, а не из-за того, что она во многом смыслит. И это ни разу не оборачивалось для Драко чем-то плохим. Даже на недолгом (его и вспомнить-то теперь трудно) этапе отрицания всех её слов.
Когда он стал так зависим от девочки с карими глазами?
— Ты обязана жить, — настойчиво повторил Драко. — Знаешь, я понял, что даже пылинка способна выжить. А мы с тобой грязнее грязи. Встреча с тобой в тот день в моём доме была настоящей катастрофой. Но я каждый день благодарю за эту катастрофу. Мне нужен был катаклизм, чтобы встряхнуться от жизни, которую я знал. Ты была землетрясением, обвалом в горах. Ты не цветочек, ты каждое расцветие в лесу, распускающееся одновременно. Ты — цунами. Ты — панический приступ. Ты потрясаешь. И ты нужна мне.
Николь не реагировала. В комнате пахло лечебными настойками, а на прикроватной тумбочке стояли различные склянки. Малфой протянул руку к пузырьку с целебным отваром, когда дверь открылась. Сначала показалась голова Нотта, а потом он открыл дверь шире и прошёл внутрь вместе с Пэнси.
— Как она? — спросил Тео, подтягивая стул к кровати.
— Всё ещё без сознания. Колдомедик говорил, что всё должно решиться в первые сутки. Если она очнётся, то быстро пойдёт на поправку, а если нет…
— Она очнётся, — без колебаний заявила Пэнси. — Это же Рейнер! Она так просто не сдастся!
— Очень на это надеюсь, — тихо сказал Драко и снова перевёл взгляд на безмятежное лицо девушки.
На некоторое время воцарилось молчание, прерываемое лишь тиканьем часов. За окном темнело, а комнату окутал мрак.
Рана в боку напомнила о себе пронзительной болью, но Драко даже не пошевелился, продолжая поглаживать ладонь Рейнер. Её состояние волновало его гораздо больше, чем его собственное. Он хотя бы был в сознании.
— Роджерса убил ты? — неожиданно спросил Нотт, разрушая атмосферу. Драко перевёл на него удивлённый взгляд, но промолчал. — Скажи, мы имеем право знать. Особенно после того, как корчились от Круциатуса ни за что.
Драко молчал с минуту, играясь со своим фамильным перстнем, прежде чем ответить.
— Я, — коротко бросил он и вернул всё своё внимание когтевранке. — Он участвовал в убийстве отца Николь.
— А Корнера тоже ты? — подала голос Пэнси.
— Нет. У меня с Роджерсом давние счёты. А Корнер погиб сегодня в бою. Я не при чём. Спасибо, что прикрыли меня, — поблагодарил друзей Драко и прикрыл глаза от усталости.
— Нам нужно отдохнуть после битвы. Пойдём в школу, — сказала Пэнс, а Тео энергично закивал головой, поддерживая её идею.
— Идите, я останусь здесь. Хочу быть рядом, когда она проснётся.
— Драко, ты ведь понимаешь, что есть вероятность того, что она уже не придёт в себя, — аккуратно начал Теодор, но Малфой не стал слушать. От слов друга стало противно. Они должны верить. Должны!
— Она очнётся! Я сделаю всё для этого!
— Но это не зависит от тебя…
— Она. Жива. И придёт. В себя, — медленно сказал Драко. — Идите уже!
— Прости, — извинилась за своего парня Пэнси и, схватив того за руку, потянула к выходу.
Когда дверь закрылась, слизеринец выдохнул и поднёс руку Николь к своим губам, оставляя на тыльной стороне ладони лёгкий поцелуй.
— Не смей бросать меня…
* * *
Свет луны проникал в окно, отбрасывая блик на комнату. Вторая половина осени была, на удивление, тёплой, но в Мэноре всегда царил холод. По стенам комнаты скакали тени. Ночная тишина приводила мысли в порядок. Все чувства обострилась, а надежда начинала медленно тлеть, как и сигарета в его руке. Сделав последнюю затяжку и выбросив окурок, Драко закрыл окно и вернулся к кровати. На его уставшем лице залегли тени. Тоска въелась глубоко в душу, отражаясь и в глазах парня.
Он не боялся смерти. Драко видел её воочию на войне. Видел, как погибают его знакомые. Видел, как умирают совершенно чужие для него люди. Видел, но не боялся. И тем не менее, Малфой не хотел умирать. У него было несколько дерьмовых дней и даже месяцев, но Драко всегда хотел жить. Он хотел быть живым. Николь, он знал, тоже. Однако прямо сейчас она лежала на белых простынях, насквозь пропахших целебными зельями, и умирала. Вот так вот глупо, не от ран, полученных в битве, а от падения дерева. Её дыхание было медленным. Ресницы слегка трепетали, но в сознание девушка всё ещё не пришла.
Драко молча смотрел на неё, задумчиво вертя в руках пачку сигарет. Он скурил уже половину, успокаивая нервы. Помогало хреново, если честно. Он ничего не мог сделать. И это бесило больше всего. Драко мог лишь наблюдать, как жизнь медленно покидала тело девушки, но не в его силах было изменить что-либо.
Он не хотел её терять. За эти месяцы Никки стала слишком нужна ему. Эгоистично, но правда. Малфой не готов был отказываться от когтевранки.
Драко был уверен, что вкусы после шестнадцати не меняются, но сначала ему
