Понимая, что должно случиться в ближайшее время, Линдиэль с трудом сдерживала слёзы, однако понимала — лучше не отказывать. Неизвестно, как сопротивление воспримется под действием чар.

Лестница, коридор, ещё лестница… Дверь!

Из всей обстановки покоев эльфийка увидела только кровать, причём не смогла даже оценить, как выглядел этот предмет мебели, настолько ужасал сам факт его наличия.

Ещё мгновение, и…

Линдиэль зажмурилась.

Примечание к части Песня из мюзикла "Ромео и Джульетта" — сцена на балконе

Примечание к части Секс. Сюжет со следующей главы Вспомни, каким его полюбила

«Лучше бы я стала женой Арастура!» — мысль заставила сжаться.

Почувствовав спиной мягкую постель, Линдиэль едва не закричала, но пришлось закусить губу.

— Прости, что не могу жениться на тебе, — вдруг прошептал около уха Финдекано, — не имею права переписывать законы чужого королевства.

— Давай уедем на остров! — эльфийка судорожно схватилась за возможность избежать близости, вывернулась из объятий, села подальше от раздевающегося Нолдо. — Там мы будем сами себе владыками, напишем любые законы! Маленький остров…

— Нет! — одежды на Финдекано почти не осталось. — Там мы будем в полной власти Валар! Окажемся слишком зависимы от их прихотей.

Оставшись обнажённым, принц обнял Линдиэль и начал забираться под платье. Сначала сверху.

— Ты так напряжена, — выдохнул он, обхватывая ладонями груди, зажимая пальцами соски. — Ты берегла для меня свою нежность, а я не понимал!

— Я люблю тебя, — через силу выдавила эльдиэ, стараясь не открывать глаза, чтобы не видеть безумный пустой взгляд светло-голубых глаз.

— Спасибо тебе! — прозвучало восхищённое, и губы Финдекано принялись целовать лицо Линдиэль.

Руки ловко сбросили платье на пол, обняли шею, спустились по плечам к талии, сжали, провели по бёдрам и ягодицам, забрались между ног.

«Я должна побороть отвращение! — отругала себя эльфийка. — Он не виноват в моих чувствах! Не виноват, что стал таким! Я должна подарить ему любовь, иначе…»

О том, что произойдёт, если отказать, было слишком страшно думать, к тому же Линдиэль надеялась, что покорность успокоит Аст… несчастного эльда, он перестанет бесконечно преследовать её, займётся чем-нибудь…

«Вспомни, каким он был прежде. Каким ты его полюбила».

Догадка спасла. Память о прежнем Астальдо — гордом, неприступном, будто скала, холодном, как морозное весеннее утро, смертоносное для летних цветов, взбудоражила, заставила сердце биться быстрее.

Прикосновения стали приятнее.

«Я ведь любила его. Любила! Ненавидела, но всё равно любила! И должна принять таким, каким он стал».

Опустившись на постель, понимая — Финдекано не ждёт от неё умения ублажать мужчину и хочет лишь ответа на свои действия, Линдиэль попыталась выглядеть счастливой.

Осторожно раздвинув её ноги, эльф нежно коснулся языком, начал гладить пальцами по кругу, слегка углубляясь, проникая дальше с каждым движением. Возбуждение подсказало, как напрячь мышцы, чтобы стало ещё приятнее, тело стало подаваться вперёд, удручающие мысли отступили перед желанием испытать наслаждение. Быстрее, быстрее.

Тело выгнулось, затрепетало, потянуло стонать от удовольствия, и в этот момент Линдиэль почувствовала, как внутри двигаются уже не пальцы. На миг снова стало страшно, возникло паническое желание вырваться. Сжимающаяся плоть расслабилась, но эльфийка справилась с собой, подалась вперёд, ещё, ещё, начала напрягаться и вспоминать приятные образы, чтобы захотелось продолжения. Лишь одна мысль больше не позволяла расслабиться и просто быть счастливой.

Эльфийка уже не знала, чего хочет, зато чётко, как никогда осознавала: детей от такого мужчины ей не нужно. Не сейчас. Или вообще никогда.

***

Спустившись по пологому каменистому склону к самой кромке воды, Нарнис посмотрела на маяк. На сердце было тяжело, словно именно сейчас пришло понимание — ждать бессмысленно. Есть такое слово в языке Квэнья, означающее, что нечто ушло навеки, и сейчас оно звучало в воздухе, волнах, песке, камнях, траве и голосах птиц. Его произносили все и всё, но Нарнис твёрдо решила для себя, что вопреки чему угодно никогда не повторит этого слова.

Никогда.

Пусть хоть в чём-то вечное не покорится вечности.

Ведро почини!

День начался с не самого приятного открытия: оказалось, что подопытных орков в подземном госпитале осадного лагеря нет. Зато присутствует некая лаборатория, вход в которую разрешён только обучавшимся в Барад Эйтель знахарям. Никто не делал секрета из проводившихся там исследований: любой врачеватель охотно объяснял, какими именно исследованиями крови или органов занят, как продвигается создание снадобий для быстрого заживления ран и лечения последствий переохлаждения или отравления орочьей едой. Но дальше разговоров, пусть и увлечённых, способных затянуться до вечера, дело не шло. Брегиль ясно дали понять: хочешь участвовать в «чистой» работе — отправляйся учиться. Не хочешь получать знания? Отлично! Мой полы, посуду, инструменты, стирай одежду и простыни, носи воду. Да не просто пару вёдер перед обедом, а постоянно! И тут же кипяти! В госпитале должно быть чисто!

Однако все эти неудобства не казались бы проблемой, если бы не…

Если бы не ведро с хлипкой ручкой.

***

Лориан не понравилась Брегиль сразу, с первого взгляда, и это было необъяснимое чувство неприязни, заставлявшее сторониться слишком уж красивой и утончённой, но при этом сильной и ловкой аданет с сияющими по-эльфийски глазами. Девушка постоянно давала всем задания, знала ответы на самые заковыристые вопросы, могла заходить в любые закрытые лаборатории, а ещё… А ещё…

Брегиль снова послали за водой. В госпитале находились всего два больных человека: какой-то старый слепой калека, который никогда ни с кем не разговаривал, и молодой парень, страшно кашляющий и плюющийся кровью. Казалось бы, зачем этим несчастным такое количество кипятка? Однако мнения дочки Брегора никто не спрашивал, поэтому пришлось идти. Схватив