и расколов, ибо мир переживает потрясение, сравнимое с первым веком христианства. Нам, автору и сочувствующим читателям, посчастливилось быть в этой войне на правой стороне — на стороне будущего. Украине выпало первой столкнуться с агрессией бешеной, обреченной архаики. Она выстояла в этом противостоянии и возглавила свободный мир. Российский проект потерпел окончательное поражение, хотя судороги его продлятся долго и могут стоить ее населению бесчисленных жертв. Но исход противостояния очевиден даже тем, что сейчас в бессильной ярости грызет землю на российских федеральных каналах.

Мы оставляем нашего героя в исключительно сложный момент. Хотя, правду сказать, нам не хочется с ним расставаться, и мы наверняка вернемся к его биографии, когда военный этап ее закончится. Шанс проманеврировать между крайностями, удержав нацию на той высоте, которую она взяла весной 2022 года — очень невелик, и это впору будет назвать вторым чудом Зеленского, особенно поразительным на фоне смуты, в которую почти наверняка погрузится Россия. И это второе чудо — или драма, которая тоже отнюдь не исключена — сможет стать темой второго тома этой книги, который все равно придется писать, потому что до развязки нам всем еще далеко.

Но нашей задачей было зафиксировать уникальный опыт страны, интуитивно выбравшей непредсказуемого, неформатного лидера — и доказавшей, что в экстремальных ситуациях, на высших точках истории системные политики бессильны, а нужно исключение из всех правил. Зеленский указал путь политике XXI века. Искусство берет слово тогда, когда умолкают в испуге голоса разума, расчета и трезвого анализа. Ибо только искусство может заставить человека подняться над собой, прыгнуть выше головы и совершить невозможное. Вне зависимости от того, как сложится дальнейшая судьба Зеленского, свой звездный час он встретил достойно.

Зеленский может распорядиться этим своим капиталом как наилучшим, так и наихудшим образом, и это никак не уменьшит его подвига. Юрий Гагарин, как известно, не всегда был идеален в быту, нередко выпивал и даже, страшно сказать, изменял жене. Но бессмертие его имени обеспечено теми ста восемью минутами, которые он провел в космосе.

И потому нет ничего необычного в том, чтобы описанием этой ситуации занялась литература — мать всех искусств. Экономисту, военному историку, хроникеру тоже найдется дело, но только после того, как литература осмыслит главное.

Обычно я начинаю писать книгу, только если у меня есть последняя строчка. Легче всего было бы закончить ее так, как заканчивает свои речи Зеленский. Но у меня нет права на это, и не в этом цель.

А задача моя, в общем, формулировалась очень просто:

Musa gloriam coronat, gloriaque musam.

P.S.

Во многих русских книгах семидесятых годов — самиздатских и тамиздатских — содержался постскриптум: хотелось бы поблагодарить помощников и консультантов автора, но такая благодарность может стоить им свободы, если не жизни. Я никогда не думал (хочется написать «не смел надеяться»), что мне придется писать нечто подобное. Но редактора этой книги, своего любимого старшего друга, я назвать не могу. Гонорар за эту работу — поверьте, серьезную — может оказаться чрезмерным.

Не могу я поблагодарить и десяток первых российских читателей, указавших автору на множество его упущений. Им еще там жить и работать. Клянусь, друзья, в первом же российском издании... Но сейчас, когда — цитирую просто для фиксации духа времени — «Администрация президента России потребовала от подконтрольных Кремлю средств массовой информации перестать называть президента Украины Владимира Зеленского президентом. Требование касается всех типов медиа: от телеканалов до интернет-СМИ»... Черти ввели санкции за упоминание ладана. В этих обстоятельствах придется нам как-то обуздать тщеславие. Я и сам-то испытываю сильный соблазн подписать эту книгу «ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ».

Но всем огромное спасибо и низкий поклон.

Д.Б.

Послесловие

В самом начале сентября Дмитрий Быков прислал мне рукопись книги о Владимире Зеленском с просьбой сказать о ней несколько слов.

Я написал ему о своих впечатлениях сегодня утром. Думаю, что могу поделиться здесь с вами этими наблюдениями. Ведь речь идет о философском содержании новой книги, а не о личных делах.

Перед вами текст моего письма к Дмитрию (за вычетом нескольких личных абзацев).

«В первую очередь нужно сказать, что книга читается на одном дыхании. С первых же страниц Вам удается завладеть вниманием читателя и удерживать его внимание до самого конца повествования. Иногда повествование балансирует на грани развлекательного жанра, но никогда эту грань не переходит.

С другой стороны, меня не покидало ощущение, что передо мной какой-то новый жанр: смесь историософии с мифотворчеством, биографии (в солидной форме нон- фикшн) с литературным вымыслом («вымыслом» в самом благородном значении этого слова). Постепенно текст стал восприниматься мною еще и как разновидность теологического комментария (об этом — в конце письма).

Я не литературовед и мне лезут в голову избитые фразы о времени как главном герое и прочая, и прочая. Попробую перефразировать Гегеля: если философия — это схваченная в понятиях эпоха, то Ваш рассказ — эпоха, схваченная в творческом воображении. Причем творческое воображение у Вас облекается в форму документальной прозы и создает полную иллюзию реальности, ее «фактографического» изображения. Меня не покидало ощущение непрерывной игры: документальное исследование играло в «чудесную личностную историю», и мифотворчество маскировалось под беспристрастный и трезвый взгляд проницательного историка и летописца.

Текст дает читателю счастливую возможность поразмышлять вместе с Вами о событиях новейшей истории. Поразмышлять в меру серьезно, в меру иронично, в меру отстраненно и в меру пристрастно.

Когда я читал Вашу книгу, у меня все время вертелась в голове фраза Аверинцева: «Все могло быть прямо наоборот». Это я о Вашем образе Зеленского. Иногда, по ходу описания, легко поменять плюсы на минусы, героическое на комическое (и наоборот). Но Вы, разумеется, помните, кто сказал, что настоящий поэт умеет соединять трагедию и комедию. Вам это вполне удалось.

Боюсь, что к моменту публикации книги многие акценты могут радикальным образом поменяться. Вы и сами к концу повествования предсказываете для Зеленского сложные времена.

Я сам до сих пор не могу себе ответить на вопрос: а это хорошо или плохо, что президентом большой европейской страны стал комик, КВНщик, человек, совершенно не подготовленный к роли политического лидера? Особенно к роли лидера в «тяжелые времена».

До сих пор кажется, что у Зеленского получается справляться с ролью. Некоторые даже утверждают, что это как раз преимущество актера (да еще актера легкого жанра): оказаться в такое время на таком месте. В такой ситуации лучший выбор — хорошо играть свою роль.