В юные годы Хелен получила предложение выйти замуж, но чем-то оно её не устроило, кажется, даже обидело. Одним из препятствий оказалось её глубокое религиозное чувство. Она ушла в католический монастырь под именем Марии, девственность сохранила на всю жизнь.

Монахиня Мария отличалась лаконизмом высказываний всю оставшуюся жизнь. Прослыла даже молчальницей, пока в каком-то периоде ей не пришлось стать настоятельницей этого сельского монастыря. Помимо религиозной и управительско-хозяйственной деятельности, легко ей дававшейся по причине её грамотности, она широко занималась благотворительностью.

Об этой черте её характера и сохранении предназначения и на эту жизнь говорит преобладающий цвет в её ауре, здесь я говорю уже не о монахине.

Бразильянка умерла в возрасте от 70 до 80 лет от сердечной болезни или приступа, вызванного глубоким огорчением, причиненным ей её родственником или родственниками. Похоронена в монастыре, настоятельницей которого была. Название провинции, в которой расположен этот сельский монастырь, я пока не знаю.

Недавно мне удалось разглядеть её лицо в примерно пятидесятилетнем возрасте: иссиня черноволосая, смуглая, очень заметны индейские черты — толстоватый нос с горбиной, развитые скулы, губы тонкие. Глаза небольшие, солярные, но из них сквозил всю её жизнь внутренне сжигавший её огонь. С такими много говорящими глазами ей и не надо было много говорить.

То, как мне нежданно-негаданно, абсолютно случайно и для меня совершенно неожиданно, увиделось её лицо, само по себе необычайно интересно. И все-таки об этом увидении позже. Сейчас не стоит отвлекаться. Отмечу только, что облик прошлого нашего воплощения запечатлён не только глубоко внутри, в подсознании, но и снаружи, вне физического тела, перед ним. Отображение прошлого облика несет на себе наша аура. Хотя бы первые несколько лет после нового рождения. Надо только смотреть на лицо человека против рассеянного солнышка, как бы на просвет, и такой же рассеянный свет должен литься сбоку через несколько окон, чтобы получилась интерференция светов из одного источника, одной частоты, но с разных сторон. О такой возможности своими глазами разглядеть облик давно ушедшего человека, причем, не в физическом возрасте его ухода, а в возрасте, скорее, соответствующем набранному духовному развитию, или достигнутому духовному состоянию, я ничего не встречал ни у кого из исследователей. Пожалуй, можно бы и попытаться сфотографировать такое голографическое изображение, если крохотный человечек — носитель ценнейшей информации о своём душегенном предшественнике — вытерпит, позволит провести настройки света для удачной съемки.

В нынешнем своём воплощении душа католической монахини Марии приняла рождение, чтобы научиться жить семейной жизнью, выучиться не ставить своё религиозное чувство превыше любви к Богу и выше исполнения своего человеческого предназначения. Не должно быть религиозное чувство выше обычных человеческих качеств, потому что главной обязанностью человека является не молитва к Богу с какими-то запросами, а помощь Ему в просветлении грубой материи Земли. Человек должен напитать окружающее его пространство любовью, одушевить его и, тем самым, стать со-творцом своему Создателю.

Я думаю теперь о том, что действительные обстоятельства, повлиявшие на характеры самых родных, самых близких мне людей, гораздо интереснее вымышленных описаний, всего того, что могут предложить любые, самые наихудожественнейшие произведения, независимо от их рода, вида, формы и жанра. На мой собственный характер, без сомнения, тоже.

Уже после того, как мне приоткрылись всё-таки поистине немногие крохи (так я оцениваю объём новой, неожиданной для меня информации) из немногих обстоятельств жизни моего предшественника по душе, я стал интересоваться событиями, развёртывавшимися в Японии во второй четверти двадцатого века. Это и было время приобщения моего «предка» по душе к общественной жизни: он взрастал и начинал действовать, проявлял себя как личность, реагировал на происходящие события, строил и осуществлял планы, чему-то радовался или огорчался — словом, жил (моё приобщение к взрослой жизни происходило в последней четверти двадцатого века, в другой стране, в среде других народов, при ином общественно-политическом строе и в других экономических условиях). И буквально по крупицам, но словно сами собой стали приходить ко мне различными путями, преимущественно из переводной литературы, разрозненные сведения, касающиеся этого смутного периода в Японии.

Переводные книги различной степени достоверности и глубины быстро исчезали с прилавков и становились остродефицитными, и я понял, что очень много людей в России так же, как я, чувствуют внутри себя неизбывную тоску даже не по тому времени, когда «они жили» в той или иной стране, а от глубокого и не всегда осознаваемого желания разобраться в причинах, по которым им так рано пришлось покинуть и то время, и ту страну и тех близких или родных людей — это тоже следы Второй мировой войны, неугасимо горящие на дне человеческих сердец по сию пору.

И всё бесконечно дорогое, оставшееся в той жизни, продолжает возбуждать в них неугасимый интерес, который считался похвальным интересом к истории, но в качестве генетического, точнее, душегенного, никем не определялся и не конкретизировался.

Кто-то из таких любопытствующих со мной рядом рылся на книжных развалах и точно так же, как я о Японии, выискивал крупицы сведений в откровениях гитлеровских фельдмаршалов и генералов, объяснившие хотя бы теперь причины катастроф людских судеб и частной судьбы его предшественника по душе. Я понимал, что рядом со мной «бывший» немец. Может быть, немка. Я слышал, как у книготорговцев допытывались, когда хоть что-нибудь появится о том, каким в жизни был великий президент Соединённых Штатов Америки того периода Франклин Делано Рузвельт. Но могут ли ответить книготорговцы, если по неизвестному плану работают ограниченно ответственные издательства частных форм собственности? Некоторые интересовались ранним периодом деятельности председателя Мао или искали «всё об Уинстоне Черчилле» или о Шарле де Голле.

Начиная вникать во внутренние проблемы Японии предвоенного периода, я узнал о серии мятежей молодых военных, занимавших откровенно экстремистские позиции и упрощённо видевших только военные, силовые способы решения всех проблем страны сразу. Они тоже толкали Японию к войне. Они, когда Япония уже втянулась во Вторую Мировую войну, препятствовали выходу страны из войны. Затем, когда положение Страны Восходящего Солнца стало фактически безнадёжным, особенно со второй декады марта 1945 года, они активизировались, их действия приобрели непредсказуемый и оголтелый характер. Молодые горячие головы не хотели считаться с тем, что война из плоской, двухмерной, стала объёмной, она захватила третье измерение — небо, и к такой новой войне Япония готова не была. В новой, изменившейся войне нельзя было победить тяжёлые стратегические бомбардировщики Соединённых Штатов линкорами, бороздящими океанские волны где-то далеко внизу, и доблестными бойцами, вооружёнными никем не превзойденной стойкостью духа и средневековыми