выкрикивая. Стенка пузыря излучала красный свет.

Бог Солнца и Пепла Эмберус. Уровень 250

Предупреждение: это божество. На этом этаже он неуязвим.

Это запретный бог. В этом сезоне у этого божества не будет спонсоров.

Этот бог был призван в данное местоположение. Применены правила призывания.

Эмберус, младший брат Тараниса, половина солнечной двоицы, явственно сознаёт, что является наиболее подходящим претендентом на Небесный Престол. Эмберус, известный своим стоицизмом и безразличием к боли кого бы то ни было, кроме тех, кого он считает достойным сочувствия, может быть справедливым богом, если к нему приходит такая фантазия. Беда в том, что фантазия эта очень давно к нему не приходит. Обычно он бывает абсолютной сволочью, он готов сжечь любого, кто вам знаком и дорог, только потому, что это покажется ему забавным. Он считается одним из самых неуравновешенных богов здешнего пантеона.

Его брат-близнец Хеллик, ещё один солнечный бог, одержим стремлением убить Эмберуса и его старшего брата Тараниса. У них крайне неуравновешенные отношения. Я полагаю, в большинстве семей так. Вы, пожалуй, не захотите в них впутываться.

Само присутствие Эмберуса может быть смертоносным для обходчиков, причём тогда, когда он пребывает в своём нормальном обличье. Когда в нём начинают бурлить эмоции, вокруг становится горячо.

Поговаривают в округе, что поскольку любимый сын Эмберуса был убит неизвестным задирой, сам Эмберус ведёт себя как полоумный. Так, охваченный горем, он вырвал свои глаза. Вот это деяние!

Нас отделяло от места назначения ещё много миль, но жара уже усиливалась. Нам было не суждено подобраться намного ближе. Нам требовалось, чтобы проклятый бог развернулся к нам.

Он слеп, но это неважно.

Он каким-то образом почувствовал присутствие Цэрэндолгор. Но каким?

– Вон ещё, они на земле! – сообщила Пончик, указывая вниз.

Да, целая группа, может быть, пятнадцать обходчиков. Они выстроились шеренгой голубых точек на земле меду пузырями и двигались в сторону Ортра. Невооружённым глазом я не различал их в темноте. Но сразу после того, как Пончик их заметила, из их череды взмыл по дуге огненный шар и полетел к Ортру. И разбился о собаку, не вызвав эффекта.

– Дерьмо дерьмом святое святым, – сказал я. – Идиоты, они же идут на гибель.

– Они идут для того, чтобы погубить нас после того, как завладеют щенком, – поправила меня Пончик.

Из группы вылетело новое заклинание. Магическая ракета. Однако Ортр уже забрался на два пузыря и оказался вне радиуса действия ракеты. При этом он абсолютно не догадывался об опасности. Пёс взглянул в нашу сторону, яростно залаял, принялся подпрыгивать, поскользнулся, не удержался на лапах и свалился в раскрытый сектор.

– Ты ещё кого-нибудь видишь? – прокричал я.

Двигатель самолёта недобро взвыл. Чем ближе мы подбирались к Эмберусу, тем тяжелее становилось дышать; ощущение было такое, как будто мне в лицо направили включённый фен.

Ортр опять завыл от боли, теперь в более высоком регистре. Обе его головы визжали, орали – и внезапно умолкли. Собака тяжело осела на землю.

О нет. Нет, нет, нет.

Я развернул биплан. Пёс не умер. Показатель его здоровья отмечал два процента, и он значился как Бессознательный; хронометр при этой отметке был заряжен на одну минуту. Передняя половина щенка перегнулась внутрь раскрытого пузыря, и вода каскадами струилась с шерсти. За стеной пузыря лежал каменистый, заброшенный мир.

Куан. Сучья же ты сволочь, растак твою мать и ещё так. Он пришёл в себя и вернулся. И ударил собаку в зад ногой. Вдали я различил маленький светящийся абрис Куана на тёмном фоне. Он вошёл в пузырь, чтобы добить щенка.

Треклятый солнечный бог был настолько поглощён своими криками, что не улавливал даже звуки событий, происходивших в немногих милях за его спиной. Я развернулся прямо на щенка, что означало малозаметное снижение, ударил кулаком по дросселю и крикнул:

– Держись за рычаг!

– Держись за рычаг? – возмутилась Пончик. – Как я могу держаться за рычаг? Большие пальцы, Карл! Пальцы!

– Тяни на себя, когда я брошу!

Я зарядил хиестру шаром с зельем, с Особым варевом Мордекая. Варево должно было незамедлительно исцелить щенка и сделать его почти неуязвимым на тридцать секунд. Мордекай заверил, что для собаки его средство тоже эффективно, если только выбросить моё орудие до того, как Куан сблизится с собакой настолько, что сможет применить свой электрический выпад.

Пончик продолжала орать, пока мы шли на снижение. Я утихомирил кошку и вложил всю свою силу в бросок. За щенком левая рука Куана пришла в движение. Я раскрутил шар, придавая ему импульс. Шар прошил воздух, что твоя пуля, и исчез из зоны видимости. Мы тем временем нырнули в воздухе к колоссальной левой голове.

Шар натолкнулся на щенка в то самое мгновение, когда Куан применил свой удар. Щенок засветился, и я завопил:

– Есть!

Индикатор здоровья собаки взметнулся к верхней точке. Но это её не пробудило.

– Всё бесполезно, ты… Га!

Самолёт резко взмыл вверх, и я вцепился в распорку крыла. Нас развернуло так, как будто биплан был прицеплен к ходовому механизму огромной карусели. Я тут же активировал Липкие ступни, и меня не снесло с крыла. Пончик оставалась в кабине. Она изо всех сил вцепилась в рычаг и орала благим матом. Её прижало спиной к спинке маленького сиденья. Самолёт описал полную петлю, и я тоже закричал. Я горько раскаялся во всех решениях, которые подводили меня к этой минуте. Мы выполнили ещё одну петлю, и на этот раз биплан отозвался стоном. От хвостового руля направления отлетела какая-то штука.

– Отпусти поручень! – прокричал я, когда самолёт кувыркнулся в воздухе.

Я засунул голову в кабину, втянулся внутрь и вцепился в сиденье, когда мои ноги оторвались от поверхности крыла и повисли в воздухе. Пончик не отпускала поручень. Я схватил её и вполз в кабину. Потом опустил ступни на педали. Самолёт переворачивался, вертелся на месте, центробежные силы швыряли нас во все стороны сразу. Я не имел представления, как выправить крен машины. Что-то отвалилось от её хвостовой части. Из лапы Пончика продолжал сочиться зловонный дым. Теперь его струя была направлена прямо мне в лицо, и он слепил меня.

Я вдавил педали в пол. Они ощущались липкими и кривились вправо; что-то сломалось, когда я попытался зафиксировать их правильно.

Прикрыв глаза, я сосредоточился на управлении самолётом. Я очень осторожно двигал рычаг, на котором всё ещё висела Пончик и всё ещё кричала. Я пытался выпрямить курс самолёта.

Биплан вращался, но уже не столь яростно. Я открыл глаза и обозрел сцену. Мне удалось стабилизировать траекторию полёта