– политика, которая в перспективе наверняка еще аукнется. В конце концов, если детектив из убойного может спасти сослуживца, он спасет его без колебаний; но когда коп отказывается объясняться, он просто напрашивается на расследование большого жюри. Впрочем, в эту ночь майор из Западного убедил своего подчиненного согласиться на допрос и тем самым дал детективам свободу маневра.

Рапорт полицейского сходится с показаниями подозреваемого: сбитый, он упал на капот и так проехал пару метров, затем выпустил одну пулю через лобовое стекло. Допрос проститутки дает дополнительное подтверждение. Правда, видела она, по ее словам, мало, поскольку в момент происшествия ее поле зрения было несколько ограничено.

Медленно, но верно под гул текстового процессора Ким Кордуэлл начинает складываться пятистраничный отчет. Прочитав черновик, Д’Аддарио помечает карандашом пару правок и предлагает перефразировать несколько важных мест. Когда речь заходит об отчетах в связи с полицейской стрельбой, Д’Аддарио – истинный мастер своего дела: за восемь лет он наловчился предвидеть вероятные вопросы начальства. Такой рапорт, когда к нему приложит руку лейтенант, уже вряд ли пойдет вниз. Может, на парковке применение оружия могло показаться некомпетентным и избыточным, но в финальной версии выглядит как положено.

Нолан следит за документооборотом и снова успокаивает себя, что они справятся и без Эджертона и что даже лучше дать Гарри загрузку на полную ночь, чем вызывать его в центр через два часа после начала смены.

Но еще через два часа, когда ситуация начинает исправляться, телефон звонит опять – на этот раз с вызовом на огнестрел в западной стороне города, на Северной Арлингтон-авеню. Кинкейд бросает последние отчеты по полицейской стрельбе недописанными, хватает ключи от «кавалера» и проезжает двадцать-тридцать кварталов, чтобы увидеть, как восходит солнце над мертвым подростком, вытянувшимся на белом асфальте заднего переулка. Стопроцентный худанит.

Когда немногим позже семи начинают прибывать детективы дневной смены, они находят офис на осадном положении. Нолан – за пишмашинкой, печатает отчет для журнала, пока его свидетели дожидаются транспорта обратно до Восточного района. Макаллистер – за ксероксом, копирует и подшивает свой опус о полицейской стрельбе для всех, кто выше звания майора. Кинкейд – в аквариуме, терзает трех жителей Запада, которым очень не хочется идти свидетелями по убийству из-за неуважения, произошедшему у них на глазах.

Макаллистер умудряется сбежать чуть позже восьми, но Кинкейд с Ноланом заканчивают работу уже во второй половине дня, ожидая в бюро судмедэкспертизы, когда осмотрят и вскроют их покойников. Они ждут вместе в стерильном сиянии коридора у прозекторской – и все же после этой смены они не вместе.

Яблоко раздора – снова Эджертон. Ранее Кинкейд слышал звонок Нолана пропавшему детективу; не будь он по колено в свидетелях и отчетах о происшествии, вспыхнул бы прямо там, не сходя с места. Он уже несколько раз был готов накричать на Нолана, но теперь, оказавшись с ним наедине в подвале на Пенн-стрит, он слишком устал для споров. Пока что он удовлетворяется горькой мыслью, что ни разу за всю карьеру не забыл, когда его, блин, ждут на службе.

Но Кинкейд еще выскажет наболевшее – тут можно не сомневаться. Атмосфера компромисса, дружеские подколки, неохотное признание попыток Эджертона чаще выезжать на вызовы – к черту все это, если спросить Дональда Кинкейда. Хватит с него. Хватит с него Эджертона, Нолана и всей гребаной группы. Тебя ждут на службе в 23:40 – изволь явиться в 23:40, не позже. Тебя ждут на смену в четверг – изволь явиться в четверг. Он отдал этому департаменту двадцать два года жизни не для того, чтобы мириться с такой херней.

Роджер Нолан, если честно, просто не хочет больше об этом слышать. В его представлении Эджертон – хороший человек, который трудится над делами старательнее некоторых, а кроме того, он снова раскрывает убийства. Ну да, думает Нолан, время от времени Гарри витает в облаках. Ну перепутал он смены. И что теперь? Заставить написать объяснительную по форме 95, почему он такой космонавт? Может, лишить пары дней отпуска? А смысл? Эта хрень не помогала в патруле – и явно не поможет здесь, в убойном. Все помнят, как начальник потребовал от Джея Лэндсмана объяснительную, почему он опоздал на смену. «Я опоздал, – написал Лэндсман, – потому что, когда выходил на работу, перед моим домом припарковалась немецкая подлодка». Таков убойный, к лучшему или худшему, и Нолан не собирается публично высечь одного детектива, только чтобы полегчало другому.

Золотая середина исчезла. На следующее утро Кинкейд обуздает свой гнев и смолчит. И Эджертон отделается от него только замечанием вскользь, когда оба заступят на смену в пятницу.

– У меня даже нет претензий к Гарри, – говорит Кинкейд остальным детективам. – А вот к Роджеру у меня вагон и маленькая тележка претензий за то, что не стукнул кулаком по столу.

Но в следующие дни гнев Кинкейда раскаляется добела, и остальным – Макаллистеру, Гарви, даже Боумену, часто встававшему по этому вопросу на его сторону, – хватает соображения не сыпать соль на рану. В конце концов неизбежный взрыв происходит на смене с четырех до двенадцати – в следующий выходной Эджертона. Эта смена целиком состоит из воплей и мата, обвинений и контробвинений, а заканчивается тем, что Нолан и Кинкейд орут друг на друга в главном офисе, разряжая все стволы в такой перестрелке, что после нее собирать уже нечего. Нолан четко дает понять, что считает проблемой самого Кинкейда, советует не лезть не в свои дела и вдобавок обвиняет в том, что он сам плохо и мало работает по собственным убийствам. Да, действительно, у Кинкейда за последние два года накопилось немало незакрытых расследований, но, справедливости ради, сам Нолан озвучивает критику, которую не хочет слышать ни один детектив-ветеран. Дональд Кинкейд решился: стоит открыться вакансии в любой смене – ноги его здесь не будет.

Группа Роджера Нолана, в которой уже больше года видны линии разлома, теперь окончательно распадается на части.

8

Виды, звуки, запахи – подвал на Пенн-стрит не может сравниться ни с чем другим в представлении детектива. Даже места преступлений, самые дикие и жестокие, бледнеют по сравнению с процессом вскрытия и осмотра убитых: это поистине странное зрелище.

У этой резни есть цель, в кровавом препарировании человека есть ценность для следствия. Отстраненный и рациональный разум понимает юридическую необходимость патологоанатомического исследования, но реальность процесса все равно поражает. Для той части детектива, которая зовет себя профессиональной, кабинет судмедэксперта – это лаборатория. Но для другой части, существующей