– Я так понимаю, дама уже в центре? – спрашивает Нолан.

– Так точно, – отвечает Макаллистер.

– Если она та же, что и на Стрикер-стрит, я буду ржать до упаду над тем, что каждый раз, как она берет за щеку у мужика, в него стреляют.

Макаллистер улыбается.

– Если тут мы закончили, думаю, я в больницу.

– Можете ехать вместе с Дональдом, – говорит сержант. – Я вернусь в офис и заведу дело.

Но не успевает он так и сделать, как ближайший патрульный слышит общегородской вызов на перестрелку в Восточном районе. Патрульный делает громче, и Нолан слушает, как вызов подтверждают и как патрульный из Восточного говорит диспетчеру известить убойный. Нолан просит ручную рацию и сообщает, что выезжает с огнестрела в Центральном.

– Тогда встретимся в офисе, – говорит Макаллистер. – Звони, если понадобимся.

Нолан кивает, затем отправляется на другой конец города, а Макаллистер и Кинкейд следуют в реанимацию Мэрилендской больницы. Через двадцать минут при их виде выпрямляется тридцатишестилетний подозреваемый с правой рукой на перевязи – «рабочий человек», как он спешит заверить, причем «рабочий человек в счастливом браке».

Макаллистер обращается к нему по имени.

– Да, сэр?

– Мы из департамента полиции. Это детектив Кинкейд, я – детектив…

– Слушайте, – говорит жертва. – Мне очень-очень жаль, и я уже хотел сказать офицеру – я не знал, что он из полиции…

– Мы понимаем…

– Я был без очков и просто увидел, как кто-то подходит к машине и чем-то размахивает, и решил, что меня грабят, понимаете?

– Все хорошо. Мы можем обсудить это потом…

– И я хочу извиниться перед полицейским, но меня к нему не пускают, но правда, сэр, я не знал, что…

– Все хорошо, – прерывает его Макаллистер. – Это можно обсудить потом, а сейчас главное то, что и вы, и полицейский живы.

– Да-да, – подозреваемый поднимает правую руку на перевязи. – Я в порядке.

– Ясно, отлично. Вас отвезут к нам в офис – и там мы продолжим, хорошо?

Подозреваемый кивает, оба детектива направляются на выход.

– Славный парень, – говорит Кинкейд.

– Очень, – вторит Макаллистер.

Он, конечно, говорит правду. Оба детектива не могли не заметить очки, оставшиеся на приборной доске «олдсмобиля». Припарковавшись в безлюдном уголке со спущенными штанами, он наверняка почувствовал себя особенно уязвимым при виде молодого человека в уличной одежде, который шел к машине с чем-то блестящим в руке. Жертва на Стрикер-стрит тоже испугалась ограбления и, будучи охранником супермаркета, полезла на заднее сиденье за дубинкой, когда первый патрульный распахнул дверь со стороны пассажира. Спутав дубинку с длинным стволом оружия, коп выстрелил ему в лицо – и только милостью Университетской реанимации бедолага выжил. К чести департамента, второго инцидента хватит, чтобы замкомиссара по операциям убрал с улиц сотрудников районных отделов нравов, чтобы произвести реформы в процедуре задержания из-за проституции.

А Роджер Нолан на восточной стороне разгребает последствия перестрелки с тремя жертвами. Место убийства на Северной Монфорд-стрит жуткое – девушка застрелена, двое членов семьи ранены. Разыскиваемый – брошенный возлюбленный погибшей, который расквитался за окончание их недолгих отношений, расстреляв всех, кто ему попался в доме девушки, а потом скрывшись. Нолан проводит на месте два часа, собирая свидетелей по соседству и отправляя в центр, где Кинкейд уже сортирует первых прибывших.

Вернувшись в офис, Нолан заглядывает в маленькую допросную и удовлетворяется хотя бы тем, что сегодняшняя ночная бабочка – не та, чьего клиента подстрелили на Стрикер-стрит. Он встречается с приехавшим Д’Аддарио и с двадцатишестилетним полицейским в штатском, который спустил курок и теперь сидит, нервничая, в кабинете лейтенанта. Потом оглядывает бурную деятельность в офисе, но не видит того, кого ищет.

Сев за стол Томлина, он набирает домашний номер Гарри Эджертона и терпеливо слушает четыре-пять гудков.

– Алло.

– Гарри?

– Ага.

– Это твой сержант, – представляется Нолан, качая головой. – Ты какого хрена отсыпаешься?

– В смысле?

– Ты сегодня на смене.

– Нет, у меня выходной. Сегодня и в среду я выходной.

Нолан кривится.

– Гарри, прямо передо мной журнал, и твои выходные – среда-четверг. Сегодня ты с Маком и Кинкейдом.

– Среда и четверг?

– Ага.

– Не может быть. Разыгрываешь?

– Да, Гарри, звоню тебе в час ночи, только чтобы подколоть.

– Значит, не разыгрываешь.

– Нет, – отвечает Нолан чуть ли не с улыбкой.

– Блин.

– Именно что «блин».

– У вас там что-нибудь есть?

– Полицейская стрельба и убийство. Всего-то.

Эджертон ругается.

– Мне приехать?

– Ладно уж, спи дальше, – говорит сержант. – Мы справимся, а ты отработаешь в четверг. Я запишу.

– Спасибо, Родж. Я был готов поклясться, что у меня вторник и среда. Я был уверен.

– Сложно с тобой, Гарри.

– Да уж, прости.

– Иди обратно спать.

Через несколько часов, когда на группу снова свалятся дела, Нолан еще пожалеет о своем решении. Впрочем, сейчас у него есть все основания верить, что он дотянет до утра с двумя детективами. Макаллистер и Кинкейд уже вернулись из больницы вместе с раненым подозреваемым – тот входит с рукой на перевязи, – и уже ведут допрос в административном офисе. Судя по всему, дело пройдет, как ожидается. После получасовой дачи показаний самое искреннее желание жертвы – извиниться перед копом, который его ранил.

– Если бы мы встретились хоть ненадолго, я бы пожал ему руку.

– Сейчас это, пожалуй, не лучшая мысль, – говорит Кинкейд. – Он в расстроенных чувствах.

– Я это понимаю.

– Он очень расстроен, что выстрелил в вас, и все такое, сами понимаете.

– Я просто хочу, чтобы он знал…

– Мы ему передали, – отвечает Макаллистер. – Он знает, что вы приняли его за преступника.

В итоге Макаллистер разрешает подозреваемому позвонить с офисного телефона жене, которая в последний раз видела мужа полтора часа назад, когда тот отъехал на пять минут до круглосуточного видеопроката. Детективы сочувственно слушают, как бедолага пытается объяснить, что его ранили в руку, арестовали, обвинили в нападении на полицейского – и все это одно большое недоразумение.

– Мне придется ждать, пока меня отпустят под залог, – говорит он, – но я все объясню, когда вернусь.

Ни слова об обвинении в свя́зи с проституткой – и детективы заверяют, что у них нет причин ломать ему брак.

– Просто сами проследите, чтобы она не приходила в суд, – говорит Кинкейд. – Если получится, то, скорее всего, все кончится хорошо.

Молодой полицейский пишет в кабинете Д’Аддарио собственный рапорт о происшествии, последовав совету главы своего района добровольно дать показания. По закону, после попытки принудить сотрудника полиции к даче показаний они неприемлемы в суде – прокуроры разрешают детективам разве что о них попросить. Однако со времен расследования на Монро-стрит полицейский профсоюз рекомендует принципиально не соглашаться на дачу показаний