Их было много, очень много: рой парцел разрастался на глазах, бурлил в небе грозовой тучей. Став непомерно громадной, туча лопнула – пугающе беззвучно, выстрелив во все стороны прямыми остроконечными лучами, составленными из летящих с бешеной скоростью частиц. Лучи разделили небо на равные доли: пустошь словно бы накрыло великанское стекло, расчерченное проходящими через центр прямыми. И в середине этой фигуры стоял Джон. Молчал. Прислушивался. Ждал.

Кат тоже ждал. Больше ничего не оставалось.

Полевые цветы пахли мёдом и сеном. Вдали на ветру серебрились листья песчаного винограда, ставшего огромным деревом. Было тепло, но не жарко; Кат снял очки и спрятал в футляр.

Спустя несколько минут тёмные лучи в небе пропали.

– Чувствую нечто странное, – произнёс Джон и указал в сторону дерева, где клубились туманной стайкой последние оставшиеся парцелы. – Там. Пойдём глянем.

Они зашагали по лугу. Кат набросил плащ, чтобы освободить руки – вдруг начнётся драка или ещё что. Но Джон шёл спокойно и, судя по всему, дурных сюрпризов не ждал.

Чем ближе становилось дерево, тем лучше его удавалось рассмотреть. Собранные в пышные пучки розетчатые листья. Сине-зелёные бутоны, готовые вот-вот распуститься. Извилистые ветки, похожие на замершие, обездвиженные конечности живого существа. Толстый, двух аршинов в поперечнике ствол, составленный из сотен перекрученных, сросшихся лоз.

«Если вздумает на нас поохотиться – костей не соберём, – думал Кат, искоса поглядывая на Джона. – Он-то, может, и выпутается, а вот мне крышка».

Но исполинский виноград не собирался охотиться. Он стоял, шумел, слегка покачивался под порывами ветра – то есть, вёл себя как обычное дерево, словно и не вырос в чистом поле за двое неполных суток.

Вдруг листва осветилась изнутри, будто там зажгли яркий фонарь. Крона наполнилась переплетением ажурных теней. «Путеводный огонь», – подумал Кат, сам не зная, отчего это пришло на ум.

– Нашли, – сказал Джон. Дерево было уже рядом. Парцелы взлетали до самой его верхушки, возвращались, пронизывали ветки, плясали у корней. Но больше всего их было наверху – там, где разливалось свечение.

– Нашли? – переспросил Кат. Джон кивнул:

– Да. Только не мы, а нас. Это удивительно. И красиво. И… Ладно, думаю, ты сейчас сам всё поймёшь.

Свечение медленно поплыло вниз. Из зелёной путаницы листьев показался мягко сияющий шар. Небольшой, вершков двадцати в поперечнике, лучистый, как звезда. Да, больше всего он походил на звезду: словно та упала с неба, но не сгорела, а спряталась в древесной листве.

Шар подлетел ближе и остановился на расстоянии вытянутой руки. Было что-то странно знакомое в том, как он двигался, в той высоте, на которой держался – точно напротив груди Ката, там, куда обычно доставал головой…

– …Петер? – выговорил Кат.

Сияние вспыхнуло ярче – так, что стало больно смотреть. Пришлось зажмуриться, а, когда Кат снова обрёл способность видеть, перед ним действительно стоял Петер. Белобрысый, немного взъерошенный, одетый по-дорожному – словом, в своём привычном облике.

Но что-то было неправильно.

– Демьян! – Петер хлопнул ресницами и расплылся в улыбке. – Ты пришёл! Как здорово! С тобой всё хорошо?

Кат кашлянул.

– Да что мне сделается, – сказал он. – Ты лучше про себя… Ты как? Ты… живой?

Вдруг стало ясно, что именно было неправильным: встрёпанные волосы Петера не шевелились на ветру. Кат протянул руку. Почувствовал тепло, но это было не тепло человеческого тела – скорее, жар тлеющего угля. Преодолев мгновенное колебание, Кат дотронулся до плеча Петера. Поначалу рука встретила только пустоту. «Вот и Джил, – невольно подумал он. – Тоже хотела коснуться, а нельзя». Но затем возникло упругое сопротивление: будто, катаясь на лодке, опустил ладонь в набегающую волну. Стало горячо. Кат отступил на шаг.

– Извини, – сказал Петер смущенно. – Это что-то вроде силовых полей… В общем, я не совсем живой. Верней, живой, но не как раньше. Мы с Ирмой умерли. Правда, это оказалось вовсе не плохо. Потому что мы теперь вместе. Вдвоём.

– Вдвоём?

– Да, ты сейчас говоришь с нами обоими. Мы хотели никогда не разлучаться, помнишь? Ну вот, это сбылось.

Кат сморгнул. На месте Петера стояла Ирма – улыбалась, глядя исподлобья. Золотистые локоны неподвижно покоились на плечах, серый костюм был застегнут до горла.

Джон покачал головой.

– Вот, значит, как, – сказал он. – Без обращения. Без машин.

Ирма обернулась.

– Здравствуйте, сударь Репейник! – сказала она. – Демьян вам помог?

– Помог, – ответил Джон, с интересом глядя на девочку. – И Джил помог, и мне. Да и Бену тоже. Хотя он сопротивлялся. Кстати, откуда… А, ну да, Петер, наверное рассказал.

Ирма кивнула.

– Послушай, ты… вы… – Джон неловко усмехнулся. – Прошу прощения, но я хотел бы прочитать всё, что у вас двоих есть. Память, эмоции, мысли. С самых первых дней. Можно? Больно не будет.

– Нам теперь не бывает больно, – Ирма тряхнула локонами. – Читайте, сколько угодно.

Закружились парцелы, девичья фигурка скрылась в чёрном вихре. Джон замер, уставившись в пространство невидящим взглядом и расставив ноги пошире для устойчивости.

Дерево шелестело, листья колыхались на ветру. Невдалеке маленькая жёлтая птица пыталась оседлать косо торчавшую травинку. Травинка гнулась, птица разворачивала крылья, подлетала вверх и снова мостилась на тонкий стебель – а тот опять