Шрифт:
Закладка:
К его удивлению, она поцеловала его в щеку.
— Войти-то можно?
— Конечно, — услышал Валентайн свой голос.
Они сели на диван.
— Мне нужно с вами поговорить.
— Так мы вроде как уже говорим.
— Разговор будет серьезным. — Подняв с пола сумочку, она вытащила бутылку содовой и два пластиковых стаканчика, разлила воду, почти опустошив бутылку.
— Что-то празднуем? — поинтересовался Валентайн.
— Еще как. Я не пью, так что, надеюсь, вы не против газировки. — Она протянула ему стаканчик. — Ваше здоровье.
— Вздрогнем.
Кэт хихикнула, услышав в его тосте больше, чем он в него вложил. Он раскраснелся и смущенно заерзал. Да что же, черт побери, происходит? Двенадцать часов назад она была готова его кастрировать. Они допили газировку молча. Потом Кэт положила руку ему на бедро. И не убрала.
— Сегодня утром Глэдис, Донни и я встречались с продюсером вчерашнего шоу. Зовут его Рик Хани. Он организует шоу реслинга для кабельного телевидения. В общем, рассаживает он нас в своем кабинете и делает вид, что взбешен. Он раньше был борцом под псевдонимом Ловкач. Ну вот, Рик нам и говорит: «Кто придумал поменять вчера сценарий?»
— Надеюсь, вы догадались сказать, что это я, — вставил Валентайн.
— Естественно, нет! В этом бизнесе никто никому правды не говорит, Тони. А Донни ему отвечает: «Я придумал, Рик. Мне показалось, что сценарий устарел». Рик уставился на нас и молчал минуту, как будто не мог придумать, что сказать. Потом открыл ящик стола и вытащил какие-то контракты. Бросил их на стол и спрашивает: «Знаете, что это?» Мы закивали, а он дальше: «Прежде чем обсудить условия, хочу кое-что прояснить. С этого дня мы не отступаем от сценариев, лады?» Ну мы переглянулись втроем, и вы не представляете, чего нам стоило не рассмеяться!
— Условия чего?
— Того, как мы с Глэдис будем драться друг с другом целых пять раз. Рик сказал, что после вчерашнего выступления в «Арсенал» позвонило больше народу, чем после всех прочих боев. Мы стали хитом.
— Вы меня разыгрываете, — покачал головой Валентайн.
— Совсем нет. Мы перетянули одеяло на себя.
Он почувствовал, как поднимается настроение. Все-таки он не испортил Кэт жизнь. Может быть, чистосердечное признание на исповеди у отца Тома принесло больше пользы, чем он предполагал.
— И сколько он вам денег предложил? — спросил Валентайн.
— Пять схваток по десять тысяч долларов за схватку.
Он сжал ее руку.
— Это лучшая новость за всю неделю. Надеюсь, вы согласились.
— Вот тут-то и загвоздка.
— Какая еще загвоздка?
Кэт вытащила из сумочки какие-то бумаги и положила ему на колени.
— Эта сделка для нас четверых.
— Что-то я не улавливаю, — насторожился Валентайн.
— Донни сказал Рику, что ваше участие было запланировано.
— Что-что?
— Тони… пожалуйста, не сердитесь.
Валентайн схватил документы и поднес к глазам. Это был контракт. Его фамилия стояла в самом верху, и далее шло подробно описание его роли как ревнивого кавалера. Он должен бить Донни, только на этот раз ему за это заплатят две тысячи за выход. Внизу указывались даты. До первого шоу в центроплексе «Орландо» оставалось три недели.
— Безумие какое-то. — Валентайн положил контракт. — Вы должны были открыть правду этому человеку, Кэт.
— Мы не могли…
— Нет, вы просто не захотели.
Она собралась ответить, но промолчала и уронила голову, так что подбородок коснулся груди.
— Вы отказываетесь.
— Я не борец, — ответил Валентайн, чувствуя, что кровь закипает совсем по-другому и чувства вырываются из-под контроля. — Я же мог кого-нибудь покалечить. Вы сами мне говорили. А теперь хотите, чтобы я занимался этим профессионально. Ради Бога, девочка, о чем вы все думали?
— Черт! — Забрав контракт, Кэт бросила его в угол. — Вы же вышли на ринг, разве нет? Моя жизнь текла себе спокойно, пока вы не появились. Тони, такая возможность представляется раз в жизни — в моей долбаной жизни. Но вам же плевать, да? Нет! Вам нравится портить мне жизнь?
— Вы же знаете, что это не так, — защищался он.
— Тогда почему вы отказываетесь? Будет весело. Три шоу пройдут во Флориде, так что и от дома далеко вам уезжать не придется. Донни и Глэдис классные ребята. Ну же, Тони.
«Потому что это глупо», — подумал Валентайн. Настолько глупо, что он не мог представить себя частью этой затеи. Опуститься до такой степени. Но если сказать ей так, она же уйдет, и он больше ее не увидит. А этого Валентайн тоже не хотел.
— Можно мне подумать?
— Что за отговорки?
Он выдохнул воздух, застрявший в легких.
— Ладно.
— В каком смысле?
Валентайн посмотрел ей в глаза.
— Ради вас я согласен.
— Ой, Тони!
Кэт обвила его руками и начала целовать его лицо. Его обжигало ее дыхание, ее губы были слаще кондитерского сахара. Он пришел в такое возбуждение, что не смог бы повернуть назад, даже если бы пожелал.
Последний раз Валентайн занимался любовью полтора года назад.
Со своей женой на диване в гостиной нового дома в Палм-Харбор. Диван доставили тем утром, и он стал последним штрихом в обустройстве дома. Так началась их новая жизнь.
Как парочка подростков, они с Лоис сорвали друг с друга одежду и устроили оргию.
Это было замечательно. Настолько замечательно, что после ужина они легли в постель и снова занялись любовью. А потом уснули в объятиях друг друга.
А утром, лежа в постели, он играл с ее волосами, надеясь, что, проснувшись, Лоис захочет это повторить. Но она не захотела.
Вскрытие показало, что у его жены было прогрессирующее заболевание сердца. Лоис всегда прекрасно чувствовала свое тело, и Валентайн подозревал, что она знала: что-то внутри работает не так, как надо. Но ничего не говорила, хотела сначала устроиться на новом месте, а уж потом идти к врачу.
Какова бы ни была причина, Лоис ограждала его от новостей, которые, по ее мнению, сулили неприятности.
А потом Валентайн ужаснулся. Ведь это он был инициатором секса в тот день, как и в другие дни время от времени. И места он выбирал не всегда подходящие для этого. Лоис никогда не возражала, а иногда получала больше удовольствия, чем он.
Вот только в тот последний раз все удовольствие досталось ему. И теперь его одолевали мысли о том, что то напряжение повредило ее и без того хрупкому сердцу. И убило ее.
И кто он после этого? Сексуальный маньяк? Валентайн задыхался от боли, думая, что его желание уничтожило ту, которую он любил больше всего
