– Возможно, – продолжает лорд Панлингтон, – настало время показать Фриву, насколько сильными мы можем быть, если мы поддерживаем наших союзников.

– Я согласен с лордом Панлингтоном, – говорит Байр.

– Как и я, – говорит Дафна, прежде чем пробормотать «очевидно».

Король Варфоломей долго обдумывает услышанное.

– Хорошо, – говорит он. – Я не собираюсь отправлять вас обратно в страну, которая пыталась лишить вас голов, – говорит он Виоли и Леопольду. – Но нам придется подойти ко всему этому с осторожностью.

– Если позволите, Ваше Величество, – говорит Дафна, делая шаг вперед. – Я считаю, что лучшее, что мы можем сделать – сказать правду. Это же замечательная история, не так ли? Полная романтики, приключений и прячущихся королей. Звучит почти как сказка, что рассказывают детям на ночь. Конечно же, каждый захочет поддержать их – поддержать нас, – добавляет она, снова глядя на Виоли с такой нежностью, что той приходится напоминать себе, что это все не по-настоящему. – Давно потерянные сестры воссоединились.

– Хорошо сказано, принцесса, – говорит лорд Панлингтон. – На самом деле, Варфоломей, я думаю, тебе следует извлечь выгоду из всего того… ажиотажа, который сейчас поднялся вокруг принцессы Дафны. Не нужно, чтобы случившееся затмило еще одну историю королевской любви под нашей крышей – принц Байр и принцесса Дафна уже и так слишком долго ждали. Почему бы не поженить их как можно скорее?

Дафна внезапно замирает. Байр тоже выглядит смущенным, хотя и пытается это скрыть. Виоли понимает, что это, похоже, не входило в их планы.

– Отличная идея, – говорит Варфоломей. – Давно пора, и если мы организуем свадьбу быстро, у повстанцев будет меньше шансов снова вмешаться. Вы поженитесь сегодня вечером, в полночь, когда звезды будут гореть ярче всего.

Беатрис

Императрица, должно быть, все еще на балу, но стража у ее спальни стоит круглыми сутками, что, впрочем, ни капельки не удивляет Беатрис. Правда, она ожидала увидеть двоих человек, но, приближаясь, понимает, что их четверо. Полсекунды передышки, и ей уже пора приступить к осуществлению своего плана. Когда охранники видят ее, она широко им улыбается.

– Ваше Высочество, – говорят они хором.

– Привет, – радостно говорит она. – Вынуждена попросить вас об одолжении – я хочу купить своей маме флакон духов перед тем, как мы с мужем отправимся в Селларию, чтобы поблагодарить ее за помощь, но… о, это так глупо. Я боюсь, что куплю ей не то, что нужно. Могу я заглянуть посмотреть, какие ароматы ей нравятся, чтобы потом купить что-то похожее? Это займет всего мгновение.

Охранники обмениваются озадаченными взглядами, и один из них прочищает горло.

– Позвольте мне узнать, принимает ли она посетителей, Ваше Высочество, – говорит он, прежде чем нырнуть в комнату.

Беатрис изо всех сил старается сохранить свое солнечное выражение лица, но ее разум охвачен паникой.

Что здесь делает ее мать? Она все еще должна быть на балу. Это все испортит.

Через несколько секунд стражник появляется снова.

– Она примет вас, – говорит он Беатрис и провожает ее в покои матери.

Беатрис проходит через гостиную в спальню и обнаруживает, что ее мать стоит у кровати, пока горничная надевает на нее бальное платье, что еще больше смущает Беатрис.

– Дорогая, – говорит императрица Беатрис с улыбкой, которая все же не достигает ее глаз. – Твой муж сказал, ты нездорова.

– О, сейчас я чувствую себя немного лучше, хотя боюсь, что танцы могут расстроить мой желудок. Так что я подумала, что с моей стороны неразумно было бы посещать бал… и кстати, почему ты не там?

Императрица фыркает.

– Этот идиот – барон Глинский – облил меня красным вином, когда кланялся, – говорит она. – Мне пришлось пойти и переодеться во что-нибудь чистое.

Горничная аккуратным бантом завязывает шнуровку на спине у императрицы, и Маргаро кивком отпускает ее. Девушка выскальзывает из комнаты, оставляя Беатрис наедине с матерью.

– Итак, – говорит императрица. – Ты скормила моей страже какую-то дурацкую ложь о том, что хочешь купить мне духи?

Беатрис – хорошая лгунья, она это знает. Но для того, чтобы лгать их матери, нужны особые навыки. Один неверный шаг может навлечь беду не только на нее, но и на Паскаля с Эмброузом. Беатрис изображает виноватую улыбку.

– Ну, я сомневаюсь, что они позволили бы мне взглянуть на твои драгоценности, так что рассказ про духи показался более удачной идеей.

– И ты надеялась, что они просто позволят тебе здесь рыться? – спрашивает императрица.

Беатрис знает, что ключ ко лжи – показать объекту именно то, что он хочет видеть, а императрица всегда считала Беатрис занозой в ее боку. Принцесса может сыграть эту роль достаточно легко.

– О, мы обе знаем, что при моем обаянии, да еще и с нужной долей флирта, все бы получилось, – говорит ей Беатрис. – Уверяю, в ход было бы пущено все, что я узнала на уроках.

Императрица прищуривает глаза.

– И что же ты искала?

Императрица считает Беатрис опрометчивой и импульсивной девушкой, которой управляют эмоции и которая склонна ко всяким глупостям. Теперь Беатрис может использовать это против нее.

Беатрис прикусывает губу и отводит взгляд.

– Я надеялась найти настоящее письмо, которое прислал тебе король Николо, – говорит она. По правде говоря, что бы Николо ни написал ее матери, это не входит в список ее главных причин для беспокойства, но она надеется, что такая ложь будет достаточно правдоподобной.

Императрица ничего не говорит и даже не отрицает, что письмо, которое она передала Беатрис, было фальшивым.

– Как ты это выяснила?

Беатрис не может сказать своей матери правду, поэтому она снова пожимает плечами.

– К сожалению, я просто слишком хорошо знаю Николо.

– Ты думала, он испишет несколько листов, объясняясь тебе в любви? – спрашивает императрица с насмешкой.

– Нет, – говорит Беатрис со смехом. – Но если хочешь знать, его выдало равнодушие к сестре.

Императрица, похоже, с этим согласна.

– И что заставляет тебя думать, что я буду хранить его здесь, а не в своем кабинете?

– Почему ты думаешь, что я не заглянула сначала туда? – возражает Беатрис.

На лице ее матери мелькает сомнение, но исчезает прежде, чем Беатрис может убедиться, что оно вообще было.

– Почему с тобой всегда должно быть так трудно, Беатрис? – спрашивает императрица, и все притворное дружелюбие исчезает. Остается лишь усталость. Сколько раз мать уже называла Беатрис трудной? Были времена, когда девушке казалось, что та ошибается, но теперь и сама понимает, что с ней сложно. С ней трудно справиться, трудно контролировать ее, трудно манипулировать ею. Если бы Беатрис не была