о чём мы общались. Для них наше путешествие прошло как-то проще и легче, чем для меня. В общем, Таня была поражена, хотя и отметила, что я наверняка многим наступил на ноги, буквально прижав к стенке своими речами.

– А куда деваться? – пожал я плечами на эти её слова и, мельком осмотревшись, так как старался контролировать, что происходит вокруг, продолжил: – Или их вот так прижать, или они и дальше будут творить то, что творят. Надеюсь, прислушаются к моим словам те, кому надо. Вот товарищ Сталин, ты же знаешь, что я у него был по приглашению, пока шёл эфир и велась передача, раза четыре звонил редактору и просил, чтобы меня не останавливали, или давал добро на продолжение рассказов.

– О, это тоже интересно. Расскажешь?

– Ну я знаю только факт самих звонков, а про ту нашу встречу в кабинете ты и так знаешь. Насчёт отца нужно поговорить. По намёкам ясно, что он где-то под Старой Руссой.

– А как ты понял? – удивилась та.

– Сама же читала. Там написано, что они у деревни Кневцы. Название приметное, а мы там проезжали рядом. Завтра письмо нужно написать и отправить. Пока точно не скажу, на передовой он или нет, карту тех мест нужно посмотреть и сравнить со сводками с фронта, но не думаю, скорее всего, во второй линии, на пополнении и переформировании, так что сейчас подразделение, где служит отец, отдыхает. Хотя сам отец вряд ли, он же ротный старшина, у него сейчас самая работа, снабжение, обеспечение всем. Побегать придётся.

– Тяжело, – вздохнула та.

– Да, нелегко, но на то она и война. Интересно, где отец служит.

– Как где, в армии, – изумилась сестрёнка.

– Армия она разная бывает. Мы же только номер почты знаем, а он в пехоте может служить, в артиллерии, хотя ротный старшина, вряд ли там, в мотострелках, в танкистах, да даже у лётчиков, поди угадай.

– В прошлом письме папа написал про мотострелков.

– Это да, но ведь почта-то сменилась, это тоже не забывай, значит, он в новом подразделении служит… О, вон и твоя больница, что-то мы быстро дошли.

Ещё раз мельком обернувшись, не нравятся мне те тени, что нас с моей улицы сопровождают, как бы не топтуны из ведомства Берии, я довёл сестру до больницы, та быстро попрощалась, вернула мне куртку, которую я ей накинул на плечи, и скрылась в здании через дверь чёрного входа. Развернувшись, я потопал обратно, поглядывая по сторонам. Далеко уйти мне не дали, ну так и думал – топтуны.

– Александр? – заступила мне дорогу одна из теней. – С тобой хотят поговорить. Прокатимся?

– Время позднее, Лаврентий Павлович ещё не спит?

– Самое время для работы, – беря документы, что я ему протянул, ответил тот.

К нам подкатила машина, по форме кузова не «эмка», может, что иностранное? Когда я устроился на заднем сиденье, мужчина, оказавшийся в форме сержанта госбезопасности, сел рядом с водителем. Я рассмотрел на приборной панели небольшую эмблему «опеля».

– Так это трофейная машина? – немного удивился я.

Сопровождающий ничего не ответил, застыл как истукан на своём месте, но откликнулся водитель, который охотно мне пояснил:

– Нет, довоенные закупки ещё. Была небольшая партия. Недолго им кататься, запас запчастей к концу подходит.

– Понятно.

К моему удивлению, мы покинули Москву и покатили куда-то в сторону от города. Вот тут я забеспокоился, куда это ещё меня везут? Оказалось, те знали куда. Ближняя дача Сталина. Так вон оно как. Сопровождающие остались у ворот, тут меня перехватил местный сотрудник, у сторожки осмотрели и попросили сдать оружие. Ну какое у меня оружие? Пара ножей да мелочовка, но сдал, раз вежливо попросили. Дача была не такой и большой, я-то думал, это будет монументальное здание, громадина, а тут дачка, скорее всего на несколько комнат. Сталин и Берия оказались в кабинете, довольно большая комната, сидели в креслах у стола. Окна были занавешены плотными шторами, чтобы ни огонька не вырывалось наружу, ночные налёты на Москву продолжались. Мне даже кажется, усилились.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, здравствуйте, товарищ Берия, – проходя в кабинет, поздоровался я. – Хорошая дача. Воздух тут чистый.

Выдохнув облачко табачного дыма, Сталин погасил папиросу, опять не трубка, и с какой-то странной весёлостью посмотрел на меня.

– Присаживайся, Александр, поговорить нужно.

– Если вы товарищ Сталин о том, что в эфире было, сразу скажу, что знал, рассказал. Не всё, конечно, времени не хватило, но многое. А ответ на вопрос не скажу, времени месяц, если хотите приз выиграть, всё в ваши руках.

– Твоё? – просто и прямо спросил тот и протянул мне лист тетрадной бумаги.

Взяв его, я пробежался по первым строчкам, а это действительно было написано мной, те самые предсказания, которые я Берии отправлял, и стал вдумчиво читать. Листок специально выбрали такой, что без других понять, о чём написано, было достаточно сложно. Для проверки сунули, к гадалке не ходи.

– Изучил? Верни, – велел Берия.

– Сейчас, я не дочитал ещё, – развернулся я к хозяевам боком и увеличил скорость прочтения.

Меня тут же схватили за ухо, отчего я зашипел, и отобрали лист.

– Даже половины прочитать не успел, – обиженно насупился я.

Понятно, что играл, при всех подозрениях, я категорически не хотел выдавать, что эти сообщения действительно написаны мной. Я даже жалеть начал, что вообще их отправлял. С другой стороны, эфира бы не было, никто бы меня не услышал.

– Так это не твоя работа?

– Нет. Только я не понял, о чём там. Вижу, что важное, про нефть где-то в Татарстане, и всё.

– А мои специалисты говорят, что если бы ты писал левой рукой, то почерк был бы схож, – слегка наклонившись вперёд, сказал Берия, сам Сталин в этом разговоре пока не участвовал, сидел и с интересом за нами наблюдал. – Вот листок, вот перо, чернильница имеется. Пиши левой, я диктовать буду.

– Да легко.

Моё такой лёгкое согласие явно озадачило обоих присутствующих, однако дело нарком всё же довёл до конца. Он просто взял книгу, что лежала на столе, и зачитал отрывок. Я лишь пару раз попросил помедленнее, рука левая, а пишу ею не так быстро, как правой. Когда эта экзекуция закончилась, я потряс пальцами левой руки, неудобно ею писать, не привычно, и передал лист наркому. Тот, приблизив его к свету настольной лампы, быстро сравнил тексты.

– Писал быстро, значит, поменять почерк с ходу не мог, – явно озадаченно пробормотал тот. – Ладно, специалисты позже посмотрят.

– А в чём дело-то? – всё же поинтересовался я.

– Человека одного ищем, – нарушил молчание Сталин, покосился