меча, что мрамор потрескался и раскрошился. Однако тайная дверь не поддалась; здравый смысл подсказывал, что ее, верно, успели накрепко запереть с той стороны. Повернувшись, он без промедления устремился к одной из двух дверей под золотыми арками.

Он хотел было уже разнести створку мечом, но в последний миг передумал и решил попробовать просто рукой. К его удивлению, дверь легко подалась, отойдя внутрь, и горящему взгляду Конана предстал длинный коридор, таявший в отдалении в неверном мерцании таких же курильниц, что и в самом храме.

На дверном косяке виднелся тяжелый золотой засов. Конан легонько пробежался по нему кончиками пальцев… и почувствовал легкое, едва уловимое тепло. Чтобы ощутить его, надо было иметь органы чувств столь же тонкие, как у дикого зверя.

Конан понял, что к засову прикасались — открыли его — буквально секунды назад. Итак, дельце, в которое он по глупости впутался, все больше приобретало черты ловушки, только теперь в ней появилась еще и приманка. Уж верно, от Тотразмека не укрылось постороннее проникновение в его храм, и жрец принял меры…

Было вполне очевидно: войти в коридор значило шагнуть прямиком в капкан. Однако Конан медлить не стал. Где-то там, в скудно освещенных покоях, удерживали Забиби, и если известное Конану о жрецах Ханумана было правдой хоть наполовину, то девушку следовало выручать, и чем скорее, тем лучше. Конан вошел в коридор, осторожный, точно пантера на охоте, с мечом наголо, готовый мгновенно разить хоть вправо, хоть влево.

По левую руку от него в коридор выходила вереница все таких же дверей из слоновой кости; Конан перепробовал все по очереди — заперто. Он прошел футов семьдесят пять, когда коридор резко ушел влево, — похоже, Забиби не ошиблась, описывая его форму как подковообразную. Внутри изгиба тоже обнаружилась дверь, и она подалась под его рукой.

Перед киммерийцем был просторный квадратный чертог, освещенный несколько лучше, чем коридор. Стены — белый мрамор, пол — слоновая кость, потолок — фигурное серебро. Роскошные атласные диваны, костяные табуреточки для ног, овальный стол, тяжелый на вид, из не вполне понятного материала, смахивающего на металл. На одном из диванов, откинувшись на подушки, полулежал человек. Он смотрел прямо на дверь и, перехватив изумленный взгляд Конана, рассмеялся.

Он был почти наг, если не считать набедренной повязки и высоко зашнурованных сандалий. Коричневая кожа, коротко остриженные черные волосы, живые черные глаза на широкой самоуверенной физиономии… В груди и в поясе человек был поистине необъятен, мышцы на руках и ногах так и играли. Ладони же… нет, таких широченных ладоней Конан точно никогда в жизни не видел. Сидевший на диване явно обладал чудовищной физической силой, и она удивительным образом являла себя в каждом самомалейшем движении.

— Заходи, варвар, не стесняйся, — насмешливо проговорил силач, сопроводив свои слова преувеличенным жестом гостеприимства. В глазах Конана затлели опасные огоньки, но все же он шагнул через порог, держа меч наготове.

— Сам ты кто такой? — поинтересовался он неприветливо.

— Я — Баал-птеор, — был ответ. — Некогда, очень давно и в другой стране, меня звали по-другому, но не в том суть… Баал-птеор — хорошее имя, а почему Тотразмек дал его мне, тебе может объяснить любая храмовая блудница…

— Ага, так ты его пес, — проворчал Конан. — Ладно, Баал-птеор, или как тебя там, чтоб с тебя слезла твоя смуглая шкура! Где девушка, которую вы утащили в тайную дверь?

— Мой хозяин следит, чтобы она не скучала, — рассмеялся человек на диване. — Прислушайся!

Из-за двери напротив той, в которую вошел Конан, раздался девичий вопль, заглушенный расстоянием и стенами.

— Да чтоб ты сдох, — вырвалось у Конана.

Он уже сделал шаг вперед, но тотчас обернулся, а всю кожу изнутри словно закололи иголочки. Баал-птеор смеялся. И такая угроза слышалась в его смехе, что волосы на шее у Конана попытались подняться дыбом, словно щетина, а глаза начала застилать кровавая пелена, сулившая смертоубийство.

Он двинулся к Баал-птеору, так стиснув меч, что побелели костяшки… И тут супостат что-то метнул в него очень быстрым движением. Неверный свет отразился в хрустальном шаре, взвившемся в воздух…

Конан инстинктивно шарахнулся, уворачиваясь, но шар чудесным образом остановился и повис в воздухе в нескольких футах от его лица. Он не упал на пол — так, словно невидимые нити подвешивали его к потолку. Пока киммериец соображал, что к чему, шар начал вертеться со все возрастающей скоростью. Вращаясь, он еще и рос, пока не заполнил всю комнату и не поглотил самого Конана. Не стало видно ни мебели, ни стен, ни улыбающейся коричневой рожи Баал-птеора. Конан затерялся в синеватом, бешено несшемся вихре. Невероятные ветры со свистом мчались мимо него, силились подхватить, оторвать от пола и унести прямо в крутящуюся воронку…

Издав придушенный крик, Конан что было силы рванулся назад, чуть не потерял равновесие, но потом ударился спиной о твердую стену. От удара иллюзия рассеялась без следа. Пропала титаническая сфера, исчезла втягивающая воронка. Все лопнуло, точно мыльный пузырь. Конан по-прежнему стоял в комнате под серебряным потолком, лишь у ног перетекал серый туман да на диване корчился от беззвучного смеха Баал-птеор.

— Ах ты, сын шлюхи… — Конан перехватил меч и бросился на врага, но туман взвился между ними непроницаемой завесой. Пока киммериец пытался ощупью добраться до противника, его постигло странное ощущение, будто он куда-то переносится… а потом исчезло сразу все: и комната, и туман, и Баал-птеор. Конан стоял в полном одиночестве среди топкого болота, в зарослях тростника, а на него, грозно опустив голову, несся буйвол. Варвар увернулся от острых рогов, изогнутых, как ятаганы, и всадил меч буйволу под лопатку. Клинок прошел между ребрами, поразив сердце… И Конан увидел, что не бык умирает перед ним в болотной жиже, а темнокожий Баал-птеор. С проклятием Конан снес ему голову, и отсеченная голова внезапно взлетела, чтобы вцепиться звериными клыками ему в горло. При всей своей силе Конан оказался неспособен отодрать ее от себя. Он задыхался… он совсем не мог дышать… а потом все кругом понеслось неизвестно куда и с чудовищным толчком встало на место. Конан опять оказался все в той же комнате и увидел Баал-птеора, изнемогавшего на диване от смеха. И голова силача по-прежнему благополучно сидела у него на плечах.

— А наловчился ты глаза отводить… — пробормотал Конан, пригибаясь и силясь вцепиться в твердый мрамор пальцами ног.

Его глаза горели убийственной яростью. Скотина Баал-птеор играл с ним, выставлял его на посмешище! Все его колдовство по сути было детской игрой с туманами и тенями сознания, оно