вначале епископ не соглашался заняться политикой, но Пётр Григорьевич его уговорил. Он так хорошо разобрался в местных событиях, что выявил одну существенную несуразицу. С ней и пришёл к Столыпину, вернувшись из командировки.

— Нас подстерегла, к сожалению, ещё одна незадача, — объявил он.

— Какая же?

— Управляющий конторой Государственного банка Афанасьев всеми силами поддерживает кадетскую партию. Помогает ей, к сожалению, и средствами. По-моему, такая деятельность состоящего на службе чиновника нетерпима.

— У вас есть доказательства?

— Есть, конечно.

— Если так, Пётр Григорьевич, то я переговорю с Коковцовым, чтобы он удалил Афанасьева из Киева.

Покидая кабинет Столыпина, Курлов напомнил о своей просьбе — должности градоначальника.

— Я не забыл, — заметил Столыпин. — Я дал вам слово, и как только должность освободится, вы её сразу получите!

Конечно, Пётр Аркадьевич хотел избавиться от “государева человека” в министерстве, тем более если он был по полицейской части. Но хотел ли он видеть Курлова на должности градоначальника столицы — вот в чём вопрос?

А про финансиста Афанасьева мы ещё вспомним. Несмотря на мнение Столыпина, что его действительно надо убрать, как предлагал Курлов, Афанасьев так и остался на своей должности. Способствовал тому министр финансов Коковцов, который всегда, во всём следовал Столыпину и всюду говорил о нём, не скрывая своей привязанности. Но в этом вопросе министр финансов сделал всё, чтобы сохранить Афанасьева в Киеве. Указание главы правительства, в своём искреннем уважении к которому Коковцов не раз подписывался, он упорно не выполнял.

С чего бы это? — поинтересуется дотошный читатель и будет прав. Афанасьев имел связи с киевскими богачами и воротилами. Тоже штрих в нашем повествовании, и не простой.

В Киеве Курлов сблизился с местным охранником Кулябко. Тот стоял перед ним навытяжку, любое поручение исполнял беспрекословно и был солидарен во всех движениях. “Да, Пётр Григорьевич, вы правы... Да, Пётр Григорьевич, мы уже ваше поручение выполнили!”

Вначале Кулябко показался Курлову слишком прямолинейным, без фантазии и полицейской изобретательности. Он всё делал слишком просто, не интригуя, что так необходимо в полицейском деле. “У него нет, к сожалению, пытливости ума”, — решил для себя Курлов.

А потом мнение своё изменил — не таким уж прямолинейным и простым оказался этот Кулябко, начальник киевского охранного отделения. К этому выводу привёл Курлова случай, происшедший накануне его отъезда, когда местные правые партии устроили патриотический концерт с благотворительной целью. Сухомлинов пригласил гостя в театр.

— Надо поднять дух у наших людей, — откровенно признался Сухомлинов.

Идея Курлову понравилась, приглашение он принял.

За два часа до концерта к Курлову приехал встревоженный Кулябко.

— Что случилось? — поинтересовался Курлов.

— Неприятное известие, — сообщил Кулябко. — На вас и Сухомлинова готовится покушение.

— А сведения точные?

— Да, — уверенно ответил Кулябко. — Информация поступила от секретного агента, вращающегося в революционной среде.

— Ну что же, — спокойным тоном заметил Курлов, — надо усилить охрану. Я не могу отказаться от предложения генерал-губернатора, тем более что Сухомлинов вряд ли сам откажется от посещения концерта.

Курлов связался по телефону с Сухомлиновым, чтобы узнать, как он смотрит на информацию охраны. Сухомлинов был не из трусливых. Он сказал, что обязательно будет на концерте, чтобы патриоты убедились в том, что генерал-губернатор вместе с ними.

— Вот видите, — сказал Курлов Кулябко, положив телефонную трубку. — Сухомлинов не обманул мох ожиданий.

— Решено! Едем!

На представлении Курлов сидел рядом с Сухомлиновым. Генерал-губернатор смотрел только на сцену, а Курлов иногда посматривал по сторонам. Обернувшись, он увидел, что рядом с Кулябко, который занимал кресло сзади, сидит какая-то женщина, одетая не по-праздничному. В антракте Кулябко не отходил от женщины, любезно с ней разговаривал. Потом доложил Курлову, что опасность устранена.

— Кто же это сидел с вами? — поинтересовался тот.

— Одна из моих секретных сотрудниц, — ответил Кулябко. — Она и доставила мне сведения о покушении. Я просил её наблюдать, не заметит ли она в зале злоумышленников.

— И что она...

— По её мнению, злоумышленники, увидев сильную охрану генерал-губернатора, отказались от своей затеи.

Маленький эпизод, не отмеченный историками и пытливыми исследователями, изучающими киевскую трагедию. А ведь это была прелюдия последовавшего трагического события в том же театре несколько лет спустя. И в трагедии мы с вами увидим главных действующих лиц, замеченных прежде, — Курлова и Кулябко. Они будут охранять государя и усилят его охрану, но не предотвратят выстрелов террориста.

Самое интересное, что в последующем случае интрига была такая же, как и в первом, — агент в театре должен был узнать злоумышленников и выдать их полиции.

Запись из серой тетради:

“Пролог к киевской трагедии, несомненно, сочинил Кулябко. Он стремился завоевать доверие Курлова и потому изобрёл покушение, которое, мол, готовится на Сухомлинова и самого Курлова. Этим он приблизился к начальству, став доверенным человеком. Именно этот пролог позже навёл Курлова на инсценировку, которую попытались повторить. Он уже знал, как можно написать трагедию...”

А Пётр Аркадьевич об информации Курлова не забыл.

На одном из докладов министра финансов он напомнил Коковцову о неблаговидной деятельности финансиста Афанасьева.

— Афанасьева следует наказать за соучастие в делах кадетской партии, — заметил Столыпин. — Помощь кадетам, выступающим против правительства, не позволяет ему оставаться в должности.

— У вас проверенные данные? — спросил Коковцов. — Лично у меня о нём иные сведения.

— Мне об этом сообщил Курлов, приехав из Киева. Он утверждает, что основательно разобрался в тамошних делах.

— Я не знаю, что утверждает Курлов, но Афанасьев надёжный человек для правительства и хороший финансист. Такими не разбрасываются.

Столыпин вздохнул, но просьбу свою повторил:

— Свидетельства Курлова убеждают меня в том, что Афанасьев действует против правительства. Я прошу вас принять моё решение к исполнению.

Но Афанасьев оставался в Киеве, с должности не уходил. Это, пожалуй, было первым недоразумением между Коковцовым и Столыпиным. Узнав, что Афанасьев по-прежнему не смещён, Пётр Аркадьевич спросил министра финансов о причинах. Коковцов, как и случалось обычно в таких случаях, нашёл причину неисполнения решения премьер-министра, она состояла в том, что он никак не мог подыскать Афанасьеву подходящее место.

Но “хитрый лис” не забывал напоминать об этом Столыпину. Возможно, его не столько беспокоила судьба киевского сторонника кадетов, сколько своя собственная. Одна затронутая в разговоре тема позволяла затронуть и другую.

— Я про вас не забыл, — говорил Столыпин Курлову, когда тот напоминал