– Ловко, – признала Бетт. Так оно и было. – А зачем ты здесь, Джайлз? И почему именно теперь?

– Я не думал, что все это так затянется. Пора положить конец нашему противоборству.

Это прозвучало угрожающе, но Бетт настолько переполняла ярость, что места страху не нашлось.

– Мне разрешают видеться лишь с родными, – заметила она. – Кем ты у них числишься, братом, что ли?

– Я убедил клинику закрыть глаза на незначительное нарушение правил ради старого друга. И это ведь правда, не так ли? – Он улыбнулся. – Мы с тобой действительно старые друзья.

– Друзья не запирают друзей в сумасшедшем доме.

– Ну-ну, не такое уж плохое это место. Об этом я позаботился. Уход по первому разряду, бережное обхождение…

– О да, меня очень бережно затягивают в смирительную рубашку, стоит мне пожаловаться. – Бетт будто выплюнула эти слова ему в лицо. – Предатель!

Он смахнул с рукава цветочную пыльцу.

– Я не предатель.

– Ты нарушил Закон о государственной тайне.

– Я патриот…

Бетт расхохоталась.

– Во мне достаточно патриотизма, чтобы пойти на предательство ради высших интересов моей страны, – резко заявил он, одновременно понижая голос. – Пора взрослеть, Бетт. Страны – это высокие сияющие идеалы, но в правительствах сидят эгоистичные и жадные люди. Ты можешь честно сказать, что те, кто наверху, всегда понимают, что делают? – Слова лились водопадом. «Возможно, он рад, что ему наконец-то есть кому выложить все эти тщательно подогнанные доводы», – подумала Бетт. – Сколько раз мы видели, как они портачат с информацией, которую мы им давали? Используют не по назначению, пренебрегают, скрывают от союзников, которым она позарез требуется?

– Не знаю. – Бетт подалась вперед, тоже понизив голос. – Что делали с информацией, никогда меня не касалось. Моим делом было расшифровать и передать дальше.

– Ах ты моя трудолюбивая пчелка. Ну так прими к сведению, что для некоторых из нас этого недостаточно. – Он наклонился так близко, что почти уткнулся в ее лицо носом. Со стороны можно принять их за влюбленную пару, подумалось Бетт: мужчина и женщина склонились друг к другу среди роз, глаза в глаза, не моргая, соединившись в страстном порыве. Только этой страстью была не любовь, а ненависть. – Ладно, может, ты и способна закрывать глаза на то, куда попадет твой труд, и позволить Закону о государственной безопасности возобладать над совестью. Но я не могу. Если я вижу информацию, которой следовало бы попасть к нашим союзникам, а не пылиться в ящике стола в Уайтхолле, потому что нашему правительству не хочется делиться игрушками, я не ищу предлога для бездействия, а действую. Я знал, какие могут быть последствия, я знал, что могут со мной сделать мои же соотечественники, и все равно действовал. Потому что это следовало сделать, если мы хотели разбить Гитлера и его поганую идеологию.

– Решать, что следует делать, не входило в наши обязанности.

– Это обязанность каждого мыслящего человека, особенно во время войны, и не пытайся убедить меня, что это не так. Позволить несправедливости вершиться лишь потому, что правила запрещают тебе принимать меры, – знаешь, после войны немало немцев именно это и говорили в свое оправдание: «Я всего лишь выполнял приказ», но это не спасло их от петли, когда начались трибуналы по военным преступлениям. Однажды я посмотрел на свое начальство, понял, что оно поступает неправильно, и пошел ему наперекор. Связался с человеком в Москве и передавал туда сведения, благодаря которым были спасены тысячи жизней наших союзников в СССР.

– Передавал или все-таки продавал? – насмешливо спросила она.

– Ну да, они мне платят, но сам я денег не просил. Я был готов это делать и просто так.

– То есть ты остаешься патриотом, просто теперь еще и разбогатевшим. – Она еще раз оценила его добротное пальто и преуспевающий вид. – И все это лишь за то, что ты им передавал наши расшифровки?

– И собирал слухи. Женщины любят болтать. Надо довериться женщине и – вот это главное – сказать ей, что влюблен в другую. Либо она расслабится, уверенная, что ты не станешь к ней приставать, либо примет это как вызов и начнет флиртовать. Так или иначе, но язык у нее развязывается.

Бетт недоуменно покачала головой:

– По-прежнему не могу поверить, что никто тебя не поймал.

– Озле это чуть было не удалось, – беспечно признался он. – Я заскочил в Четвертый корпус, когда все таращились на гостившего в БП адмирала, и она меня едва не застукала, когда я переписывал кое-какие бумаги.

Бетт что-то такое вспомнилось.

– И это ты потом донес, будто бы она вынесла бумаги из Третьего корпуса?

Он пожал плечами:

– Она везде совала нос, проверяла, подозревала – а мне не хотелось, чтобы ей поверили.

– Как отважно с твоей стороны, – сказала Бетт. – Еще одним другом пожертвовал.

– Ты ничего не знаешь об отваге. – Джайлз наклонился еще ближе. – У тебя никогда не нашлось бы отваги сделать то, что сделал я, потому что ты – чопорная законопослушная зануда. Ты не смогла бы сделать настолько горький выбор и принять его последствия.

– Но ты-то не принял последствия того, что сделал, не так ли? – прошипела в ответ Бетт. – Это я их приняла. Ты гуляешь на свободе, а меня заперли из-за нервного срыва, которого у меня не было. Ты украл у меня жизнь, потому что я тебя разоблачила. – Она отодвинулась и посмотрела ему прямо в глаза. – И как же с этим мирится твоя совесть?

Он почти незаметно дернулся. «Ага! – подумала Бетт. – Вот оно, слабое место». Ее старинный друг не считал, что поступил плохо, продавая информацию… но знал, что поступил плохо, отправив Бетт под замок.

– Я не хотел, чтобы так вышло…

– Но вышло именно так. Дорога в ад, Джайлз, – напомни-ка, чем она вымощена?

– Ты сама виновата. – Он отвернулся и стал нервно шагать вокруг каменной скамьи. – Ты можешь отсюда выйти, как только захочешь. Отдай мне те расшифровки, и все.

Бетт подумала о сейфе Дилли, о ключике, который уже три с половиной года прятала в туфле, и почувствовала тепло от внезапной вспышки торжества. Джайлз так ловко ее подставил, но вот поездку в Коурнс-Вуд проглядел.

– Я знаю, что ты их спрятала, – напирал он. – Ты узнала что-нибудь еще из остальных шифровок? Там упоминается мое имя?

Бетт не ответила.

– Ладно, не имеет значения. Просто скажи, где они, и я устрою, чтобы тебя выпустили.

– А откуда у тебя такая власть? – спросила она. – Откуда право решать мое будущее?

– Бетт, я ведь теперь сотрудник МИ-5. После войны завербовали. Здесь, в Клокуэлле, не я значусь контактным лицом в твоей анкете, не я