Его чистые волосы были разделены на боковой пробор, свободно ниспадая на плечи. В некоторые пряди были вплетены бусины, и во всей его фигуре чувствовалась какая-то новая легкость. По его коже пошла рябь, и на подбородке открылось несколько глаз. Надя пересекла комнату и, наверное, обняла его немного крепче, чем следовало, потому что он тихо охнул и пошатнулся.

Она вцепилась в него, уткнувшись лицом ему в грудь. К ее горлу подступили слезы, но она не хотела плакать, потому что он был жив, он был собой и он был здесь.

– Надежда, – пробормотал Малахия, зарываясь лицом в ее волосы. Он все еще не привык к костылям, и в его движениях присутствовала некоторая неловкость, но ей было все равно.

Она отстранилась, чтобы обхватить его лицо руками и коснуться уголков его губ.

– Ты выжил, – прошептала она.

– По большей части да.

– Я тоже! – Надя подняла руку.

Он взял ее ладонь, переставляя костыли под мышками, и провел пальцами по обрубленным костяшкам.

– Мы почти совпадаем, – сказала она, соединив их ладони и пальцы. Теперь им обоим не хватало кончика мизинца.

Он издал тихий, скептический смешок.

– Что случилось? – спросила Надя.

– Он думал, что станет сильнее, если поглотит тебя. На самом деле все оказалось наоборот. Серефин создал тюрьму…

– Я помог! – весело сказал Серефин.

Малахия закатил глаза, но не с раздражением, а с любовью. Надя понимала, что на укрепление братских отношений уйдет время, но, возможно, этот процесс уже начался.

– Мы почти проиграли. Но… – На мгновение он замолчал, и на его лице промелькнула боль. – Он слился со мной, поэтому я мог использовать его силу.

Она притянула Малахию к себе и поцеловала его. Нежно и немного неловко, потому что они оба никак не могли перестать улыбаться.

Надя отстранилась, и Малахия поправил свои костыли.

– Удобно? – спросил Серефин.

Кивнув, он сделал осторожный шаг. Это было неуклюже, совсем не похоже на его привычные грациозные движения, но со стороны казалось, что его это совершенно не беспокоило. Надя чувствовала, что когда-нибудь эта плотина все-таки прорвется.

– Мы сконструируем для тебя специальный протез, – сказал Серефин. – Как только вернемся домой.

Малахия одарил его благодарной улыбкой.

Учитывая болезнь калязинского царя, Катя и генерал транавийской армии объявили о прекращение боевых действий. Это нельзя было назвать окончательным перемирием, но начало было положено.

Мирная жизнь оказалась гораздо более трудной, чем ожидала Надя. Все казалось каким-то бессмысленным, и она никак не могла понять: дело было в ней самой или в этой странной, непривычной тишине?

Через некоторое время она решилась рассказать об этом Малахии. Он воспринял новость с нейтральным выражением лица.

– Это похоже на то, что было раньше? – спросил он. – Когда они перестали с тобой разговаривать?

Они находились в небольшой библиотеке поместья. Малахия лениво листал книгу, а Надя сидела на столе рядом с ним. Париджахан и Серефин говорили о том, чтобы вернуться в Транавию, если, конечно, они смогут найти Пелагею и убедить ее открыть дверь прямо во дворец Гражика. Надя запаниковала, осознав, что она вот-вот потеряет их всех.

Она и не думала, что Париджахан и Рашид отправятся в Транавию. Это было глупо с ее стороны. Как только Малахия пришел всебя, он твердо решил выяснить, как работает аколийская магия. Рашид был встревожен, но все же выразил готовность участвовать в исследованиях. Париджахан до сих пор сомневалась.

– Не знаю. Может быть, я больше не клирик.

Малахия искоса посмотрел на нее:

– Ты нечто большее, чем просто клирик.

Надя и сама это понимала, но сам титул много для нее значил. Кем она была без него? И означало ли это, что в мире больше никогда не будет клириков? Никаких клириков, никакой магии крови? Она не знала. Ей было не у кого об этом спросить. Она должна была смириться с жизнью в неведении.

Он сжал ее руку. Между ними повисла приятная тишина, но Надя никак не могла избавиться от навязчивых мыслей. Все начинало меняться, и она не знала, найдется ли в этом новом мире место для бывшего клирика.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

Малахия поднял глаза, закрывая книгу.

– Ну, если в ближайшее время я не покину Калязин, то Катя будет настаивать на том, чтобы меня повесили.

– За твои преступления.

– Да, мои преступления.

– И ты вернешься в Транавию, вернешь свой трон, казнишь предателей и проведешь остаток своей жизни на грани божественности, пытаясь разгадать тайны вселенной?

– Звучит драматично. Еще я бы хотел вздремнуть, – он пристально посмотрел на нее. – Ты опять что-то недоговариваешь. Я не могу читать твои мысли.

– Вообще-то можешь.

– Возможно, но с моей стороны было бы немного невежливо превратить это в привычку.

Она улыбнулась. Малахия выглядел достаточно расслабленным, чтобы она поняла, насколько он напряжен.

– Я никак не могу понять, что мне теперь делать.

– А чего ты хочешь, Надежда?

Кажется, ее никогда не спрашивали об этом всерьез. Ей было не позволено чего-то хотеть. Она была клириком, она была девушкой из монастыря, она была создана для того, чтобы исполнять волю Церкви, она была создана для того, чтобы исполнять волю богов.

Так чего же она хотела?

– Я хочу домой, – прошептала она, хотя и не знала, что это значит. Ее дом превратился в пепелище.

Малахия издал тихий звук.

– Значит, Калязин?

Два слова и целое море вопросов.

Надя протянула руку, скользя пальцами по щеке Малахии. Она нежно обхватила его лицо руками и придвинулась совсем близко.

– Это ты, – сказала она, целуя татуировки у него на лбу. – Ты – мой дом.

На самом деле ее домом был не только он, но и Париджахан, Рашид, Серефин, Кацпер и Остия. И даже Катя, которая в любом случае оставалась в Комязалове.

Царевна отвела ее в сторону и с очень серьезным лицом объяснила, что, хотя Надя была нужна при дворе, она была нужна Калязину, никто не мог гарантировать ей безопасность. Катя боялась, что матриарх снова попробует сжечь свою племянницу на костре.

– Я бы очень хотела, чтобы ты была рядом, – сказала она, печально пожимая плечами. – Но я не могу подвергать тебя опасности, пока Мадгалена все еще находится у власти. Думаю, это ненадолго. Пришло время искоренить яд.

И теперь, сидя в библиотеке с Малахией, Надя поняла, что все в порядке.

Щеки Малахии порозовели, и он опустил взгляд на закрытую книгу. Одна из его рук нервно потерла обрубок ноги. Хотя он сказал Наде, что это не слишком больно, иногда ему казалось, что нога все еще на месте, и было неприятно раз за разом осознавать, что ее больше нет. Отголоски пагубного влияния древнего бога превратились в глубокие шрамы, не видимые глазу. Ему потребуется много времени, чтобы исцелиться, если это вообще когда-нибудь произойдет.