годы вынужденной эмиграции он установил контакты с левыми социалистами не только в Германии, но и в странах Антанты. Вполне закономерно, что именно ему Ленин поручил написать воззвание «К первому съезду Коммунистического Интернационала», которое было опубликовано в советской печати 24 января 1919 года.

Н. И. Бухарин третьим подписал заявление оппозиционной группы «левых коммунистов» о несогласии с решением ЦК о немедленном заключении мира с Германией

Не позднее 22 февраля 1918

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 1а. Д. 411. Л. 5–6]

Хотя окончательный текст воззвания вышел за подписями Ленина и Троцкого, наличие рукописного оригинала платформы не оставляет сомнений в том, что их ключевым соавтором был Бухарин. За несколько минут до наступления нового 1919 го-да он отправил Ленину свой проект, нарисовав на его последней странице шарж, в котором без труда можно было узнать адресата[1118]. В документе были сведены воедино основные мысли ленинских работ, дававших характеристику современной эпохи: капитализм достиг предела своего развития и стал угрозой для человеческой культуры, единственный путь спасения — в немедленном захвате пролетариатом политической власти.

Для того чтобы преодолеть сопротивление эксплуататоров и двигаться к коммунизму, считал Бухарин, должен быть создан пролетарский аппарат власти в виде «Советов или сходных организаций», ничего общего не имеющих с институтами буржуазной демократии. Именно этот аппарат возьмет на себя задачу национализации основных средств производства, чтобы превратить их в общенародную собственность. Столь же просто выглядела и тактика коммунистов в рабочем движении Европы: беспощадная борьба с правыми элементами, откол от центристов и завоевание их рядовых сторонников, сближение со всеми, кто «стоит теперь в общем и целом на точке зрения пролетарской диктатуры и Советской власти».

На Учредительном конгрессе Коминтерна Бухарин вместе с немцем Эберлейном делал доклад об идейных основах создаваемой «всемирной партии коммунистов». В основу ее будущей программы следовало положить опыт российской революции, согласно которому советское оформление господства одной партии выступало оптимальным практическим воплощением диктатуры пролетариата, предначертанной Марксом. Если большевики смогли использовать в своих целях деградацию царского режима, которую стимулировала Первая мировая война, то их зарубежным единомышленникам для выхода на боевые позиции «придется использовать буржуазные парламентские организации, чтобы затем, уже организованно, со всей силой пойти на последний бой»[1119].

Первая часть воззвания к учреждению Коммунистического Интернационала была написана Н. И. Бухариным

31 декабря 1918

[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 8094. Л. 1–5]

И все же абсолютизация опыта большевиков доминировала и в теоретической, и в практической работе Коминтерна. Уже через две недели после завершения конгресса Бухарин заявил на съезде РКП(б): «…программа нашей партии в значительной степени является и программой международного пролетариата… Всякая революция, которая следует за нашей революцией, должна учиться у нее»[1120]. Это обусловило насыщенность коминтерновских документов военно-коммунистическими установками, избавиться от которых до конца не удалось и в окончательном варианте программы этой организации.

В последующем Бухарин не потерял интереса к делам Коминтерна, зарезервировав за собой образ «революционного романтика»[1121]. Свидетельством этого была его активная работа в Малом бюро, а затем в Президиуме ИККИ, выступления и встречи с зарубежными делегациями в ходе первых конгрессов Коминтерна. После поражения Красной армии под Варшавой он выступил в коминтерновской прессе со статьей, оправдывающей использование военной силы Советской России для стимуляции захвата власти коммунистами в других странах. Ссылаясь на опыт Великой Французской революции, автор писал, что «штыки революционных армий прорвали тогда подгнившую феодально-крепостническую оболочку Европы»[1122].

Развивая любимую тему, Бухарин констатировал принципиальную разницу «между буржуазной и пролетарской экспансией», перенимая стилистику Ленина в полемике с Каутским и другими социалистами: «Кто этой разницы не понимает, тот не понимает ровно ничего, тот безнадежен, того исправит только могила». Люди такого рода, которых большевики уничижительно называли «социал-пацифистами», заблуждались, утверждая, что «штык негоден для таких деликатных вещей, как великая идея социализма»[1123]. Точно так же, как Пилсудский принимал помощь Англии и Франции, рабочие западных стран будут благодарно принимать помощь Красной армии, когда она пересечет их границы. Бухарин формулировал жесткую директиву: «Раз „вмешательство“ уже началось (началась внешняя „советизация“), коммунистические партии обязаны ее поддерживать со всей энергией. Иначе — простая измена и дезертирство с поста». Можно не сомневаться в том, что он изложил на бумаге те мысли, которые лидеры РКП(б) доверяли своим зарубежным гостям в кулуарах Второго конгресса.

Н. И. Бухарин (второй слева) среди делегатов Второго конгресса Коминтерна на балконе Большого Кремлевского дворца у снятых с фасада символов Российской империи

23 июля — 6 августа 1920

[РГАСПИ. Ф. 489. Оп. 2. Д. 128. Л. 1]

В. И. Ленин, Н. И. Бухарин и Г. Е. Зиновьев беседуют в перерыве заседания Второго конгресса Коминтерна

23 июля — 6 августа 1920

[РГАСПИ. Ф. 489. Оп. 2. Д. 113. Л. 1]

Бухарин, хотя и отличался крайними формулировками (ему принадлежит термин «красная интервенция», отвергнутый Коминтерном), не был одинок в своем безудержном радикализме. Зиновьев также проявил чудеса словесной эквилибристики, обосновывая на примере советско-польской войны диалектику между революционной обороной и наступлением. «Начавшись, как война в стратегическом отношении для Советской России оборонительная, она затем превратилась в войну со стратегической точки зрения наступательную — все время оставаясь в более глубоком, историческом смысле слова оборонительной войной российского пролетариата против польской и всемирной буржуазии»[1124]. Подобные мысли попадали на благодатную почву. Сторонники левого крыла в компартиях видели в них опровержение ленинского диагноза «детской болезни левизны», считали, что успех их политической линии зависит от того, сможет ли активное меньшинство выступить в роли катализатора новых революционных боев.

5.2. Погружение в коминтерновские проблемы

В первые годы существования Коминтерна Бухарин проявлял себя сознательным сторонником левого крыла коммунистического движения, защищая «мартовскую акцию» КПГ и лежавшую в ее основе «теорию наступления» и критически относясь к предложенной Радеком политике единого рабочего фронта. В ходе первого обсуждения новой тактики в ИККИ наш герой не скрывал своего скептицизма: «Опасность заключается в том, что иностранные товарищи смотрят на этот новый этап как на постоянную величину, и на частичные требования, о которых говорил тов. Радек, будут смотреть как на программу этого нового этапа. По моему мнению, чрезвычайно важно, чтобы Исполком и все примыкающие к нему партии поняли, что новый этап — величина весьма неустойчивая и что через сутки может наступить другой новый этап…»[1125]

Бухаринский тезис о том, что обсуждаемый