– Не подходи! – Дрожа от ужаса и отвращения, которых не могла побороть никаким усилием воли, Дарована попятилась и прижалась спиной к столбу.

– Чего? – хрипло спросил Огнеяр, но глянул на ее бледное лицо и остановился в трех шагах перед ступенями храма.

– Тебе чего? – морщась, не в силах справиться с собой, воскликнула Дарована. – Ты зачем пришел, оборотень? Уйди отсюда! Не гневи Макошь! Ты…

– Да ладно тебе! – с раздражением отозвался Огнеяр, снова вытирая лицо грязным окровавленным рукавом.

Для него не было тайной, как относится к нему сводная сестра, и приступы ее брезгливого страха весьма его раздражали. Сколько сил он потратил, стараясь побороть ее отчуждение и добиться отношения хотя бы наполовину человеческого! Внешне, из любви к отцу и к мачехе, Дарована обращалась с ним вежливо, но Огнеяр знал, что в глубине души она все так же считает его чудовищем, как и в первый день их знакомства.

– Сколько же ты человек загрыз, оборотень? – с содроганием вымолвила Дарована.

От отвращения ей хотелось рыдать, и она с трудом держала себя в руках.

Огнеяр бросил на нее досадливый взгляд поверх рукава, опустил руку, облизнул уголки губ, и Дарована отвела взгляд, не в силах видеть его клыки.

– Я людей не грызу, сколько тебе говорить! – отрезал он, устав повторять ей одно и то же. – Так, коней… сколько-то. А людей я не трогал. Не надо было Велемогу сюда ходить – целее бы был.

– Ах, Велемог тебе не нравится! – воскликнула Дарована, полная негодования, которое в ней возбуждала его оборотническая природа, и даже не выискивая для гнева оснований поумнее. – А раньше-то на Держимира зубы скалил: шалит, дескать, на твоей земле! А теперь он тебе лучший друг? Видала я, как ты с речевинами разделался! Стая твоя вдоволь погуляла!

Лицо Огнеяра вдруг дернулось и приняло такое непримиримо жестокое выражение, что Дарована вздрогнула и пожалела о своих словах. Ей и в самом деле не стоило этого говорить: Стая Огнеяра потеряла убитыми пятерых, поскольку в волчьем обличье отроки не могли защищаться от оружия.

– Вот что… о Держимире, – несколько раз глубоко вздохнув, подавляя боль, сквозь зубы выговорил Огнеяр. – Велемог разбит. Поле за Держимиром. И я ухожу, мне тут больше нечего делать. Пойдем – домой отвезу. Хватит тебе здесь.

Дарована молча покачала головой. В эти мгновения Огнеяр внушал ей такой неодолимый ужас и отвращение, что она не пошла бы за ним никуда, даже в Сварожий Сад.

– Держимир скоро будет здесь, – продолжал Князь Волков. – Ему тоже в чашу глянуть надо. Я так слышал. Тебе лучше отсюда уйти.

– Я с тобой не пойду. Никуда, – отчеканила Дарована, почти его не слушая, не вникая в его слова и заботясь только о том, чтобы голос не дрожал. – Уходи. Не гневи богиню. Оборотень!

Оборотень! Это и была та причина, по которой она не желала иметь с ним ничего общего. Несколько мгновений Огнеяр смотрел на нее, и Дарована отвела глаза, подавленная мерцанием красной искры на дне его темных глаз. Но ее бледное замкнутое лицо полно было решимости; Огнеяр знал свою названую сестру и не мог отказать ей в твердости и присутствии духа. При всей внешней нежности и мягкости обращения Дарована глиногорская была достойна своего княжеского рода.

Несколько мгновений оба они молчали, и Дарована изнывала от нетерпения избавиться от него. Потом Огнеяр сделал шаг назад.

– Ну как знаешь! – только и сказал он, не имея желания уговаривать ее.

Дарована не ответила и не подняла глаз. Любое слово только затянуло бы эту мучительную для нее беседу. Она не хотела даже попрощаться. Огнеяр пошел прочь. У самых ворот святилища он частично подавил раздражение, вспомнил о Скородуме и обернулся. Дарована стояла на пороге храма и провожала его глазами, готовая скрыться внутри, едва лишь он уйдет.

– А если что… зови, – сказал Огнеяр и шагнул за ворота. Он мог на нее обижаться, но не смог бы бросить без помощи.

Дарована не ответила. Оборотень ушел, и ей стало легче дышать.

* * *

Словно кулак, конные полки Держимира сжимали пеший строй речевинов с боков, а дрёмическая стена уже колола их копьями и рубила мечами спереди. Еще несколько нажимов – и железное кольцо сомкнется. Тогда у речевинов не останется никаких надежд на спасение, если никто снаружи не попытается разорвать это кольцо. Справившись наконец с обезумевшим конем и оглядевшись, Светловой видел это так же ясно, как если бы все происходило у него на ладони. Все войско обречено на гибель. Последняя надежда – собрать конницу. Он не мог видеть, что делается на другом крыле с дружиной рарогов, но своих отроков надеялся собрать. Тут и там валялись кони с разорванным горлом, под одним из них отчаянно бранился Миломир, которому конская туша придавила ногу, и он не мог выбраться, но большинство умчалось дальше по равнине, в этой стороне далеко открытой.

Спешившись, Светловой кое-как помог Миломиру отвалить мертвого коня и освободить ногу, но встать тот все равно не мог: то ли сильный ушиб, то ли вывих сделал его беспомощным.

– Ладно я! – кривясь от боли, бессвязно выкрикивал Миломир. – Давай, княжич, других собирай! Раздавят наших, как тухлое яйцо! Собирай, может, еще вызволите хоть кого! Давай же!

Со злыми слезами на глазах он со всей силой ударил Светловоя в грудь кулаком. Сила удара, отчаяние в голосе отрока пробудили Светловоя от растерянности. Не зная, что еще можно сделать для Миломира, он только махнул рукой и пошел к своему коню.

Впереди скакало несколько знакомых фигур.

– Эй! Речевины! Молот и Чаша! – закричал Светловой. – Стойте!

Услышав его голос, кое-кто из отроков обернулся.

– Волков больше нет! – кричал Светловой. – Возвращайтесь! Поможем нашим!

Несколько человек подскакали к нему.

– Вон туда наших понесло! – Взорец, непривычно бледный, с вытаращенными и возбужденно блестящими глазами, махнул рукой куда-то в сторону. В ладони у него был зажат обломок копейного древка, но он, похоже, его не замечал и не мог разжать судорожно стиснутые пальцы. – Там волчара огромный гонит! Вот это, я скажу, оборотни! Не чета тем, под личинами! Я своими глазами видел: отрок на меня мчался, а вдруг как завоет что-то! А как завыло, так он кубарем наземь, пал человеком, а встал волком! Да на меня! Конь у меня на дыбы, а он…

– Жив – и ладно! – перебил его Светловой. – Потом погордишься! Пошли наших искать. Да скорее! – с внезапно прорвавшимся раздражением закричал он, досадуя не столько на Взорца, сколько на самого себя. – Наших там всех перебьют, пока мы тут валандаемся! И батюшку моего! Я его с тех пор и не видел!

– Вон вроде