словах, но Паолина знала, как произойдет в действительности. Мать настоятельница ласково проведет по голове ладонью и скажет, что ее порыв был человеческим, а сие не грех, но слабость. Слабость же врачуется молитвой. Сестра Фелиция будет истово голосить, что порицание умирающего – кощунство, не знающее себе равных, хотя сама всегда красноречиво кривилась, слыша похабные речи Пьетро о былых подвигах. Одни будут ее клеймить позором, другие – мягко наставлять, но все сведется к одному: она виновата. Виновата перед мерзким похотливым солдафоном, даже на пороге смерти говорившим с ней, как с площадной девкой. Нет… Никаких исповедей.

…Она все еще стояла, опустив голову и бессмысленно глядя на узор трещин в каменной кладке пола, когда локтя коснулась чья-то рука.

– Паолина, – сухо окликнула ее сестра Инес, – к тебе пришел твой подопечный.

Девушка вздрогнула, выныривая из своего оцепенения:

– Кто?

– Джузеппе, – холодно и укоризненно ответила монахиня. – Ступай, он ждет.

Среда. Она не думала, что Пеппо придет снова. На прошлой неделе он расспросил ее обо всем, ради чего затеял свою авантюру.

На душе стало еще гаже. Паолине хотелось уединения за какой-нибудь тяжелой монотонной работой, которая физической усталостью поможет заглушить боль душевного вывиха. Но сестра Инес выжидательно подняла брови, и Паолина прижала к груди молитвенник, словно защищаясь:

– Уже иду, сестра.

…Он ждал ее у той же скамьи, что и в прошлый раз. Сестра Инес высилась рядом, будто монумент, олицетворяющий недремлющее око, и машинально ощипывала цветы с косматого куста барбариса.

– Полагаю, юноша, мне нет нужды напоминать вам правила, – сурово припечатала она.

– Нет, сестра, я буду нем и скромен, как придорожный камень, – мягко и почтительно ответил тот, а Паолина могла бы поклясться, что уловила секундную тень озорства, словно Пеппо собирался скорчить в подражание монахине чопорно-кислую гримасу.

Еще раз многозначительно посмотрев на Паолину, сестра Инес добавила чуть сдержанней:

– Бог вам в помощь.

Монахиня отряхнула с подола рясы сорванные цветки и двинулась прочь. Паолина же подняла глаза на Пеппо.

– Я не ждала вас. – Она с досадой отметила в своем голосе нервную нотку. – Вы ведь узнали все, о чем хотели меня расспросить.

Тетивщик секунду помолчал, и Паолина вдруг заметила, что его глаза слегка запали, а лицо кажется желтовато-бледным. Но Пеппо тут же улыбнулся одним уголком губ:

– Я пришел не расспрашивать. Просто повидаться. Ведь если я исчезну после первого же урока, эта грозная тетка непременно скажет, что вы не справились. Но, похоже, я не вовремя. Вы чем-то опечалены. – Он неловко добавил: – Быть может, мне уйти?

Паолина, отводя глаза, невольно ответила на улыбку.

– Вот еще вздор. Садитесь. Сестра Инес уже наверняка прилипла к одному из окон и ждет, когда вы начнете меня совращать. – Но, садясь рядом с тетивщиком и открывая Писание, девушка посерьезнела и проговорила почти шепотом: – Пеппо, на тебе лица нет. Тебе просто нездоровится или случилась какая-то беда?

Джузеппе сложил руки в демонстративно-молитвенном жесте:

– Заботы всегда найдутся!

Фраза прозвучала беспечно, но в этой беспечности Паолина услышала непреклонный хлопок закрытой двери и вдруг ощутила необъяснимый укол обиды.

– И то верно, – усмехнулась она, надеясь, что тетивщик не уловит в ее голосе тень недовольства.

Но он уловил и вдруг проговорил прямо и начистоту:

– Паолина, простите. Я знаю, что моя скрытность не слишком уместна после того, как я сам лез вам в душу голыми руками. Но у вас и без меня хватает тревог. Я слышу, вы долго плакали этой ночью.

Девушка уже собиралась было что-то ответить, но осеклась. Чего, собственно, она добивается? Не этого ли она хотела? Чтобы Лукавый оставил ее в покое, не втягивал еще глубже в мутную воду странных событий, бурлящую вокруг него. Но обида отчего-то все равно не отпускала…

Нахмурившись, Паолина перелистнула несколько страниц, мучительно ища способ быстро сменить тему, как вдруг Пеппо тихо спросил:

– Кто-то идет?

На дорожке появилась сестра Инес с большой корзиной. Она принялась деятельно копошиться среди зеленеющей мяты в двух десятках шагов от каменной скамьи. Паолина зашелестела страницами.

– За нами решили приглядывать получше, – прошептала она почти извиняющимся тоном. – Начнем, Джузеппе! – произнесла девушка громче и суше. – Мать настоятельница руководит нашими уроками и сегодня велела мне прочесть вам притчу о святом Иове. Вы знаете, кто это?

Пеппо поколебался:

– Какой-то мученик. В Каннареджо есть церковь, посвященная ему, верно?

Девушка кивнула и откашлялась:

– Почти что так. Простите, если мое чтение покажется вам… неловким.

…Сначала Паолина волновалась, путаясь в сложном ветхозаветном тексте, но потом голос ее окреп и речь полилась гладко и выразительно. Пеппо же, надев на лицо самое глубокомысленное выражение, приготовился стоически скучать. Но неожиданно для себя увлекся и обнаружил, что слушает о злоключениях святого праведника Иова с интересом и даже долей волнения.

Этот удивительный человек был богатым скотовладельцем и счастливым отцом десятерых детей. Но благополучие не сделало его высокомерным, напротив, Иов отличался богобоязненностью, честностью и смирением.

Сии несомненные добродетели вызвали недовольство Сатаны, и тот заявил Всевышнему, что благочестивый Иов – обыкновенный подхалим. Ведь любой станет охотно пресмыкаться перед тем, кто так щедро одарил его.

И Господь в великом гневе позволил Сатане испытать Иова всеми земными бедами, утверждая, что праведник все равно не отречется от истинной веры.

Сатана принял вызов и взялся за дело со всей душой: Иов в одночасье лишился богатств, сделавшись нищим. Затем потерял всех десятерых детей под обрушившейся кровлей дома, а сам захворал проказой и был изгнан из города.

Однако все эти страшные невзгоды не поколебали Иова. Жена его уверяла, что за подобные незаслуженные муки он вправе роптать на Господа. Друзья искали в его жизни прегрешения, за которые тот был покаран. Сам же Иов смиренно влачил свой жалкий удел, убежденный, что хранить верность Господу в счастии, а в горе порицать его – лицемерно и непорядочно. И дары свои Творец вправе по своему разумению забрать назад.

Так и не поколебав решимости Иова, посрамленный Сатана отступил. Господь же сторицей воздал праведнику за его преданность, вернув ему богатства удвоенными, подарив еще десять здоровых детей и продлив его дни до глубоких седин [21].

– …Иов покинул мир в возрасте ста сорока лет, окруженный всеобщей любовью и уважением, – закончила Паолина, слегка понижая голос, и умолкла.

С минуту оба хранили тишину, обдумывая прочитанное, только позади скамьи хлопотливо шелестел барбарис. А потом девушка медленно закрыла книгу.

– Неужели такие люди существуют? – тихо спросила она. – Я зачахла бы до смерти и от половины этих страданий.

Пеппо не ответил, и Паолина заметила, как