Шрифт:
Закладка:
После смерти Скандербега перспективы стали мрачнее, чем когда-либо. По счастью, Мехмед II переключил внимание на Восток, подарив республике временную передышку, но уже летом 1469 г. на Риальто пришли тревожные вести от венецианских агентов в Константинополе и других городах. Султан определенно устал от вялых, бесплодных и нерешительных вылазок. Он вознамерился положить конец Венецианской империи раз и навсегда – примерно так же, как он положил конец Византии, – и в связи с этим задумал грандиозную комбинированную операцию с участием военного флота (который планомерно строился вот уже 18 лет, со времени восшествия султана на престол) и 80-тысячной сухопутной армии, которую Мехмед собирался возглавить лично. Флот уже собрался близ Галлиполи, откуда должен был направиться на запад, через Эгейское море; армия продолжала сбор близ Адрианополя, откуда ей предстояло пройти маршем через Фракию, а затем двинуться на юг, в Македонию и Фессалию. Совершив эти передвижения, армия и флот должны были соединиться для атаки на первую из основных целей кампании – венецианскую колонию Негропонт.
Складывалось впечатление, что кризис, зревший последние шесть лет, уже не за горами. Эти годы, на первый взгляд не слишком богатые событиями, обошлись республике дорого: она заплатила потерями в кораблях и живой силе, финансовыми убытками и падением боевого духа. Кроме того, она лишилась иллюзий. Стало ясно как день, что Османская империя представляет угрозу не только для Венеции, но и для всего христианского мира; и тем не менее остальные христианские державы как будто не замечали опасности, довольствуясь тем, что Венеция будет сражаться одна за всех, и, похоже, не сомневаясь в ее способности успешно противостоять туркам. Венеция не разделяла их уверенности, но понимала, что войны не избежать. Собрав остаток сил, она начала готовиться к неминуемому столкновению. Правительство немедленно объявило новый принудительный заем на общую сумму 200 тысяч дукатов и меньше чем за месяц смогло вооружить на эти деньги 29 галер и множество судов помельче. Более тысячи работников принялись за строительство новых помещений Арсенала, благодаря которым тот увеличился почти вдвое. Тем временем дополнительные средства и провизия начали поступать из материковых городов: Падуя предоставила 3000 дукатов и 5000 бушелей сухарей, Жерона – 2000 дукатов и 5000 бушелей, Брешиа – 4000 дукатов и 8000 бушелей. Послы помчались в Рим с отчаянным призывом к папе – венецианцу Пьетро Барбо, который стал преемником Пия и принял имя Павла II. Венеция, заявили они папе, сделала все, что могла, предоставив корабли, людей и деньги. Она отдала все до последнего, но этого все равно недостаточно. Христианский мир должен оказать ей помощь – срочную и существенную. Папа в ответ объявил полное отпущение грехов каждому, кто отправится воевать против турок или отправит вместо себя наемника, которого будет содержать в течение четырех месяцев. Больше он ничем не мог помочь. Европа не пошевелила и пальцем. Венецианская империя осталась одна лицом к лицу со своим грозным противником.
…Поначалу я насчитал около трехсот кораблей; теперь полагаю, что их скорее четыреста. Все море словно превратилось в лес. Звучит невероятно, но зрелище и впрямь грандиозное… Они идут величавым строем, движутся быстро; галеры их и впрямь не так хороши на веслах, как наши, но превосходят наши под парусом и во всех остальных отношениях, да и вмещают, мне думается, больше людей. У них есть авангард и арьергард; в одной эскадре около пятидесяти галер, за каждой галерой следует свой галеот. Готов поклясться, что весь флот, от первого корабля до последнего, протянулся в длину миль на шесть или и того больше. Чтобы противостоять такой могучей силе, нам понадобится не менее сотни добрых галер, да и то я не уверен, что этого хватит…
Настало время нашей синьории показать свою силу. Отложив все прочие дела, она должна тотчас же выслать все корабли, людей, провизию и деньги, какие удастся собрать. Иначе Негропонту грозит большая опасность; а если Негропонт падет, то за ним последует и вся наша восточная империя, включая даже нашу соседку Истрию. Ибо на следующий год турки соберут еще половину такой же армии и осмелеют от успехов этого года.
Это отрывок из гораздо более длинного письма, отправленного с Корфу. Джеронимо Лонго, капитан одной из венецианских галер, отправил его в середине июня 1470 г. своим братьям[233]. Республика, разумеется, сделала все, что было ей под силу. Венецианский флот заметно недотягивал до того, что, по мнению Лонго, требовалось для победы, но к середине июля под началом его генерал-капитана, Николо Каналя, уже собралось 53 галеры и 18 малых судов, а вскоре должны были прибыть еще несколько кораблей. Пройдя на север от Крита, флот расположился у берегов Скифоса, примерно в десяти милях от северной оконечности узкого пролива, отделяющего остров Негропонт от материка.
Первоначально венецианцы называли Негропонтом древнегреческий город Халкиду (ныне вернувший себе прежнее имя) на острове Эвбея, но постепенно это название распространилось и на весь остров – крупнейшую и важнейшую на тот момент венецианскую колонию в Эгейском море. Республика приобрела его при разделе территорий после Четвертого крестового похода, а после того, как в 1261 г. в Константинополь вернулись греческие императоры, остров стал резиденцией католического патриарха Востока. Благодаря своим размерам и стратегическому положению Негропонт очень скоро превратился в административный и судебный центр всех венецианских колоний архипелага. Здесь располагался дворец губернатора, обладавшего широкими полномочиями во всем регионе, и находилась главная база эгейского флота.
В географическом отношении Эвбея представляла – и до сих пор представляет – особый интерес: определенно, будучи островом, она тем не менее всегда воспринималась как часть материка. Чтобы понять почему, хватит лишь беглого взгляда на карту: станет видно, что море постепенно наползало с обеих сторон на узкую прибрежную долину, пока два залива не встретились посередине. Почти по всей длине пролив, отделяющий остров от материка, имеет около десяти миль в ширину, но
