пришел. Симеонов вопросительно смотрел на них, а они вроде и не замечали его. Говорили о чем-то, стоя около окна, и он никак не мог уловить смысла их слов ли увидеть выражение их лиц. Симеонов почувствовал себя как в капкане, в который он сам попал, хотя тот поставлен был для другого.

— Садитесь, Симеонов! — пригласил Ралев, заметив его колебание.

Симеонов сел на стул возле двери. Почувствовал, что его руки дрожат, а спрятать их было некуда.

Полковник Ралев открыл какую-то папку, лежавшую на письменном столе, перелистал несколько исписанных листов бумаги и только после этого снова повернулся к подполковнику.

— Мы хотели вас вызвать, чтобы вы помогли нам выяснить кое-какие вопросы. — И он едва заметно улыбнулся. — Сколько лет вы живете у Щерева?

Вопрос застал Симеонова врасплох, потому что никак не был связан ни с Сариевым, ни с их полком.

— Примерно четыре года.

— Какого мнения вы о своем хозяине?

— А, да! — словно проснулся Симеонов. — Прекрасный человек, много выстрадал, весь поглощен своей работой и, что самое важное, любит людей. И они его любят.

— А известно ли вам что-нибудь о его подрывной деятельности, о его сестре, матери Кирилла? — раздался из угла комнаты голос Павла.

— О чем это вы?.. — оглянулся Симеонов. — Я сказал то, что знаю о нем. Какая еще подрывная деятельность? Кирилл — поэт.

Ралев встал и подошел к нему.

— Симеонов, соберитесь с мыслями и четко отвечайте на мои вопросы. Они имеют непосредственное отношение и к вам.

— Значит, опять он? — поднял голову Симеонов. — И до каких пор вы будете ему верить? — спросил он, имея в виду Сариева.

— Не знаю, о ком вы говорите, товарищ подполковник, но дело обстоит не так просто, как вам кажется. — Ралев не оставил Симеонову никакой надежды на спасение. — Щерев арестован в Софии. Вот протокол его показаний. Названа и ваша фамилия. Вы вместе со Щеревым вынашивали план действий против Огняна Сариева, который...

— Ложь! — закричал Симеонов, но это был крик бессилия.

— А что касается покушения на генерала Граменова...

— Нет, только не это! Я ничего не знаю! Я простой человек! Щерев сдал мне квартиру, мы часто беседовали с ним...

— Сдайте оружие, Симеонов!

Подполковник положил свой пистолет на письменный стол. Его лицо исказилось от ужаса. Ведь все было нацелено против Сариева — и вдруг...

— А теперь спокойно и без шума возвращайтесь домой. И никаких глупостей. Вы больны! Так скажете своей жене и дочери.

Симеонов встал. Он смотрел на них невидящими глазами и был не в состоянии ни думать, ни действовать.

Им больше нечего было сказать ему. Особо важные дела заставляли их спешить.

Симеонов вышел. У него возникло такое чувство, что все уже знают, что он натворил. Он убегал из полка, прятался от людей.

Огнян вышел на улицу окрыленный. Но он не мог радоваться тому, что с него снято всякое подозрение в связи с покушением на генерала Граменова. У него перед глазами все еще стояло самодовольное лицо Симеонова, выражение неприступности, столь характерное для людей самовлюбленных.

За прошедшую ночь он переосмыслил многое. Единственное, что его занимало и поддерживало в тот момент, это желание раскрыть виновников покушения на Граменова. Его охватило безумное желание искать, рыться в материалах, что-то находить. Но как он мог это сделать?

Его вызвали перед рассветом. Он удивился, когда в кабинете кроме полковника Ралева застал и Павла Дамянова. Неужели он тоже подозревает Огняна? Неужели в такую трудную для Огняна минуту Дамянов всецело встанет на сторону обвинения, лишь бы только сохранить свой престиж, свое положение?

Вдруг Огнян вспомнил о бумажке, которую ему дал солдат, и его мысль опять вернулась к Симеонову. Неужели тот стал его главной болью, критерием оценки того, что есть добро и зло?

— Пришел ли ты к какому-нибудь решению? — искоса взглянул на него Ралев, и Огнян по его голосу понял, как Ралев устал.

— Если мы не обнаружим покушавшихся сегодня, завтра они могут нанести удар в другом месте, — ответил сразу Сариев.

— И ничего больше? — вмешался Павел.

— Для того чтобы добиться чего-то большего, у меня нет ни власти, ни возможностей. Но в одном я уверен: они находятся здесь, возле нас, и все это — дело рук чуждого нам, но не случайного человека.

— Твой отец в другой комнате, — сказал Ралев и внимательно посмотрел на Огняна. — Хочешь с ним повидаться?

Сариев печально улыбнулся.

— Признал ли он себя виновным? — спросил он.

— Мы вызвали его, чтобы он помог нам, — Ралев не скрыл своего раздражения, поняв иронию Сариева. — И тебя вызвали тоже для этого же. Весь город знает о вражде между Драганом и Велико, о следствии в связи с гибелью солдата. Вам обоим грозит опасность. Этот пистолет принадлежит Павлу, — Ралев положил на письменный стол вальтер. — Из него стреляли в Велико, а обнаружили мы его в сарае твоего отца. Мы уверены, что это не его рук дело, но как этот пистолет попал туда? Всего лишь двое суток назад он лежал в гардеробе Павла.

— Можешь ли ты нам сказать что-нибудь о Щереве? — снова вмешался Павел.

— Он друг моего отца. Когда-то спас ему жизнь.

— А о Кирилле, его племяннике?

— Об этом поэте, что ли? — Огнян все еще не мог прийти в себя от неожиданных вопросов, от того, что услышал о пистолете. — Он увивается около моей сестры. Творческие личности. Она весь ящик письменного стола забила его писаниной. Ему нужны деньги. Ищет пути для самовыражения, а моя сестра — настоящий цербер... — Огнян на миг замолчал и посмотрел на обоих. Они внимательно слушали его.

— Он исчез! — проговорил Ралев.

— И вы хотите сказать... — не закончил свою мысль Огнян и вопросительно посмотрел на них.

— Он нам нужен!

— А почему вы не спросите о нем у Венеты? — Огнян не скрывал своего удивления. Он один