своих усилий по международной реабилитации после резни на площади Тяньаньмэнь руководство КНР хотело, чтобы Китай играл более заметную роль среди пяти постоянных членов Совета Безопасности, а также представлял себя в качестве сторонника третьего мира для небольших ближневосточных государств. И, если бы это помогло облегчить мирный исход в Персидском заливе, это могло бы усилить давление Китая на США и ЕС с целью отмены санкций после событий на Тяньаньмэнь[1090].

Несмотря на все это, Цянь признал, что силовое решение может стать полезным дипломатическим рычагом для Китая. Он пытался увязать поддержку Китая с американским обещанием, что Буш посетит КНР, чего президент не делал с февраля 1989 г. Но Бейкер ничего этого не хотел. Во время их встречи в аэропорту он ясно дал понять, что ни такая связь, ни визит не являются приемлемыми для США. Фактически, он напомнил Цяню, что Китай обязан Бушу за его бездействие на площади Тяньаньмэнь и за то, что он сохранил открытым обратный канал Скоукрофта, несмотря на международные санкции. Бейкер заявил, что, если КНР наложит вето на резолюцию о применении силы в ООН, это будет иметь катастрофические последствия для китайско-американских отношений: «Мы не держим зла на наших друзей за то, что они не присоединяются к нам… Но мы просим, чтобы они не стояли у нас на пути». Цянь не ответил, но Бейкер вылетел из Каира в приподнятом настроении. Он телеграфировал президенту: «Я не думаю, что нам нужен мой визит, чтобы заручиться их поддержкой или согласием на резолюцию ООН»[1091].

Одиссея Бейкера привела его в Кремль, где 8 ноября он провел четыре часа с Шеварднадзе и еще два с Горбачевым. Госсекретарь обнаружил, что Шеварднадзе «не в восторге» от военных действий, но склонен признать, что их «рано или поздно придется использовать». Советский лидер, однако, был гораздо более стойким. Он заметил Бейкеру, что «мы хотим, чтобы эта эпоха отличалась от холодной войны и основывалась на других нормах». В целом Бейкер сообщил Бушу: «У меня такое чувство, что в конце концов они согласятся с нами», но «он [Горбачев] не хотел, чтобы его подталкивали к принятию решения сегодня». Горбачев пообещал дать президенту ответ через одиннадцать дней, когда они лично встретятся на саммите СБСЕ в Париже[1092].

9 ноября – в первую годовщину падения Стены – Бейкер вылетел в Лондон, где обнаружил, что Тэтчер все больше расходится с политикой США. Она снова выразила скептицизм по поводу необходимости резолюции ООН, предупредив, что установление будущей даты начала боевых действий повышает вероятность иракской химической атаки. Она также посетовала на то, что необходимость объединения второстепенных государств в Совете Безопасности ограничит свободу маневра коалиции. А когда Бейкер попросил ее о развертывании полной бронетанковой дивизии в дополнение к уже задействованным сухопутным, морским и воздушным силам, премьер-министр заколебалась, а ее министр иностранных дел Дуглас Хёрд «заметно поморщился». Тэтчер объяснила, что Британии потребуется значительная поддержка со стороны американцев, чтобы перебросить живую силу и технику в Персидский залив, предупредив при этом, что дополнительные развертывания оставят Германию «голой», потому что туда вернется мало войск[1093].

Вылетев в Париж, Бейкер с облегчением обнаружил, что, в отличие от Тэтчер, позиция Миттерана по следующему этапу в Персидском заливе «удивительно похожа, даже почти идентична нашей собственной». Французы были готовы к войне и разделяли американское мнение о том, что одного Устава ООН самого по себе недостаточно, чтобы оправдать нападение. Кроме того, в своем докладе Бушу Бейкер упомянул о «ранее заявленном предпочтении президента Франции арабскому или арабо-западному комитету для определения будущего правительства Кувейта (он явно считает такой образ жизни арабов Персидского залива неприятным)». Но теперь Бейкер обнаружил, что эта идея смены режима была отброшена. Что касается вопроса о войсках, Миттеран явно «неохотно обсуждал увеличение сил сверх существующих 6000 человек плюс военно-воздушные и военно-морские силы». Поэтому Бейкер просто передал американскую просьбу о выделении одной или двух дополнительных французских дивизий, полагая, что со временем французский ответ будет положительным, и сказал Миттерану, что, по его мнению, Буш будет «чрезвычайно доволен» поддержкой Парижем новой резолюции ООН. Памятуя о репутации Франции как неудобного клиента Европы, Миттеран ответил, что его страна, безусловно, сделает больше, чем «некоторые из ваших лучших друзей», недвусмысленно упомянув Германию, Японию и Италию[1094].

Бейкер вернулся домой в уверенности, что США могут рассчитывать на поддержку по крайней мере девяти стран в Совете Безопасности ООН, состоящем из пятнадцати членов. Дальнейшие подробности были изложены Бушем в кулуарах Парижского СБСЕ 19 ноября. На встрече за завтраком Тэтчер сказала ему, что она действительно развернет полную британскую бронетанковую дивизию (дополнив существующую единственную бронетанковую бригаду второй вместе с вспомогательными частями). Также ценной была встреча Бейкера с Шеварднадзе, когда они согласовали формулировку текста резолюции ООН, которую СССР мог бы одобрить. «Но мы не хотим говорить об этом публично, – настаивал Шеварднадзе. – Мы хотим поговорить с иракцами еще раз». И в Париже Горбачев наконец дал Бушу свой долгожданный ответ: «После всестороннего обдумывания и анализа мы пришли к выводу, что нам следует согласиться на принятие резолюции Совета Безопасности ООН»[1095].

Для лидеров обеих сверхдержав это соглашение касалось не только Персидского залива, но и имело более широкие последствия. «Наши две страны были противниками, но сегодня мы работаем вместе, – размышлял Буш. – Думая о том, как мы хотим строить наши отношения в будущем, я верю, что ваша поддержка послужит убедительным доказательством нашего партнерства. Вот почему я прошу вас помочь мне. И даже не столько я – кто знает, может быть, через два года президентом станет кто-нибудь другой. Я прошу вас помочь сделать то, что справедливо». Горбачев был отзывчив. «Если мы сейчас не докажем, что способны на этом новом этапе глобального развития справиться с такого рода проблемами, это будет означать, что то, что мы начали, не так уж много значит». Поэтому «мы должны найти решение этой проблемы». Он тоже хотел, чтобы конфликт в Персидском заливе регулировался на международном уровне через Организацию Объединенных Наций – через форум, на котором Кремль, разумеется, имел право вето. И он хотел, чтобы две сверхдержавы сделали это вместе. «Я все обдумал, – сказал он Бушу. – Этот момент исключительно важен не только для нас обоих, но и для всего, что мы начали делать в мире»[1096].

И Буш, и Горбачев также мыслили в терминах трехсторонней державной политики. Находясь в Париже, Бейкер узнал из другого телефонного разговора с Цянем в Пекине, что китайцы ведут жесткую игру. Министр иностранных дел был не готов к публичному заявлению о том, что Китай не наложит