Шрифт:
Закладка:
Сам Лука, видимо, считает, что тем защитил честь рода. А вот жена, похоже, думает иначе. Или всё проще, и грозный аллагион сидит под каблуком у жены? Такое тоже бывает. Помнишь кентарха Аврамия, которого боялся сам таксиарх и лупила жена?
А вообще защита и поддержание родовой чести приняли у Луки формы просто-таки болезненные. Ему и власть, похоже, нужна прежде всего, чтобы потешить родовое тщеславие. Хотя остального он тоже не упустит, да… Ага, снова свернул на родословную. Послушаем».
– Род мой в Ратное позже других пришёл. Уже после Ярослава Мудрого. Пращур мой Сигурд Раундсон[141], во Христе Спиридон. Он был хускарлом Ингегельды – великой княгини Ирины, жены Ярослава Мудрого… конунга Ярислейва… Ярислейва Предателя, убийцы братьев, клятвопреступника и великого князя не только по имени, но и по сути… Ярослав был велик. Служить ему было почётно, выгодно и опасно… А предка моего звали Гримом…
– Адским псом?
– Знаешь?! – Лука ухмыльнулся. – Не то чтобы адским, но близко, близко. Грим – вестник беды и смерти, что является в облике чёрного пса. Почётное прозвище для воина. От кого прознал о том?
– Я часто стоял на одном поле с варангой – друнгом, составленным из варягов. А про Грима мне рассказал Торир из Хельсиголанда[142].
– Торир Чёрный Топор? – ратнинский десятник искренне удивился. – Сын Фремунда рода Гюлве из Лённюгера, что в Хельсиголанде?
– Да, так его тоже звали, – кивнул священник. – Откуда ты его знаешь, почтенный аллагион?
– Знавал, – Лука мечтательно улыбнулся. – В молодости. В Киеве прознались случайно. Мы из степи возвращались – половцев воевать ходили, а он из Новгорода в Царьград шёл. На Подоле, на торжище знакомство свели. Он умением своим похвалялся, а я и встрял. Сначала стрелы в цель метали, и тут мой верх был, а потом бороться взялись – тут он одолел. Две седьмицы как в угаре: пьянки, девки… Он говорил, что в Иерусалим пойдёт, а там все грехи смоет… Боярин, а простой… А ты хорошо знал его?
– Неплохо, – теперь настала очередь священника улыбаться. – Помотал нас базилевс Алексий по всяким тёмным задницам. Не то чтобы дружили, но уважение друг к другу имели.
– И как он теперь?
– До Иерусалима так и не дошёл. Стал друнгарием варанги. Его ценил покойный базилевс Алексий и ценит нынешний – Иоанн. Особенно после того, как четыре года назад варанга прорубилась сквозь стан печенегов и принесла империи победу.
Лука промолчал. Только на лице появилось по-мальчишески мечтательное выражение.
– После победы, щедро отмеченный базилевсом, он навестил меня в монастыре, – отставной хилиарх невольно хмыкнул. – С собой он захватил десяток ипаспистов, повозку с жареными баранами и повозку с вином. Ворота они тогда чуть было не высадили…
– И что было дальше? – Лука даже не пытался скрыть смех.
– А дальше мы напоили половину братии, пели любовные песни перед окном кельи игумена, а Торир пытался позвать непотребных девок в монастырь. Но их не пустила стража друнгария виглы. В тот день я как никогда хотел вернуться в мир, в войско, но поборол искушение.
– Почему?
– В монастыре мир предстал передо мной куда более глубоким и сложным. Я захотел его понять.
– И как, понял?
– Не уверен. Мир оказался ещё сложнее, чем я тогда думал.
– Мир прост не бывает, тут ты прав, хоть мой род возьми, – рыжий полусотник уселся на своего любимого конька. – Притечи мы, конечно, Притечи, только важно не когда притёк, а кем стал. Старший сын Спиридона Грима, Андрей, женился на Сванвейг Харальддоттир[143] – дочери первого сотника Харальда. Не удивляйся нурманским именам – многие в той сотне были викингами и в молодости сменили морских скакунов[144] и седые волны Волчьего моря[145] на коней и зелёное море степей. Пращуры уходили в хирд сначала Рорика-Рюрика, Ингвара-Игоря, Святослава, Владимира, Ярослава. Уходили и оставались.
– Как и твои предки?
– Как и мои, – Лука подкрутил ус. – Мы – Притечи – не стали сотниками, зато стали теми, кто создавал сотников.
– И как вы это делали?
– Притечи испокон веку учат новиков. Растят смену, – полусотник оценивающе посмотрел на священника. – Почитай, все сотники под началом мужей нашего рода кругом тына бегали да на палках рубились. Даже женились так, чтобы мастерство воинское в род привести. Ты ведь про то, что в сотне искусство кнутобойное издавна живёт, знаешь?
– Знаю.
– То-то и оно, – Лука кивнул. – То мастерство у нас не само завелось. Схлестнулись мы с уграми. Кровью умылись. И был среди них один искусник – кнутом хуже топора бил. Прапрадед мой Тихон того угра тупой стрелой ошеломил и скрутил. А когда очухался угр, предложили ему волю и казну, если нас кнутом владеть выучит. Согласился Ласло. Только недолго он Ласлом-то проходил. Женился да тут остался. Славкой звать стали. Славка Кат, да… На его внучке я и женился. Кровь его в моих сынах будет. Его-то род пресёкся. Вот так.
– Значит, будущих сотников вы учили? И только?
– А ты умный! – полусотник усмехнулся. – Не только. Как там, в Писании: «…соломинка, что ломает спину верблюда». Вот мы и есть та соломинка. Во всех замятнях, а их у нас немало было, род Притечей всегда принимал ту сторону, что на пользу сотне шла. Для её сохранения. Когда за сильного вставали, а когда и за слабого. Мы и Стужи ещё.
– А Стужи это кто?
– Филимона увечного помнишь?
– Помню.
– Вот он в роду Стуж ныне старший.
– Я понял.
– Вот и хорошо, – Лука наклонился к собеседнику. – Когда Митрофан-полусотник бунт поднял, мы против него встали. Понял он, что не его сила, и на Волынь ушёл. Там и сгинул. А потом твой предшественник подгадил. Расколол сотню, на бунт поднял. Лисовинов и Репьев резать благословил. Не им сила была, но Притечи и Стужи на сторону Лисовинов стали, ибо иначе сотне не стоять. Отец Корнея во главе встал. За отца и сынов мстил. Убийцу голыми руками ломал. И сотником стал. А имени того попа с тех пор у нас никто не называет. Понимаешь, к чему клоню?
«Вот, значит, как! Со мной беседует «создатель базилевсов». Даже если он и половину наврал – всё равно. Отнестись к нему надо со всей серьёзностью. Я понял невысказанный вопрос. Пора на него ответить».
– Ты хочешь спросить, почему князья и церковь положили глаз на вашу сотню? Чтобы не ошибиться с выбором стороны? Думаешь, я отвечу?
– Ответишь, – Лука опять усмехнулся. – Тебе это нужно не