– Разве раньше все короли умирали своей смертью? – не отступал сэр Френсис.

– Подобные прецеденты были в истории, – поддержал его сэр Уильям.

– Да, были, но не хотите же вы, чтобы я стала убийцей? Не думаете ли вы, что я паду так низко, что прикажу умертвить Марию тайным образом?! – воскликнула Елизавета с неподдельным гневом.

– О, нет, ваше величество, мы и в мыслях этого не держали! – испуганно сказал сэр Уильям. – Мы знаем благородство и величие вашей души. Мы имели в виду другое: мы вспомнили о вашем отце…

– Который казнил мою мать? – Елизавета обожгла его взглядом. – Хороший пример вы привели! Но он неудачен: леди Болейн не была королевой по рождению, он стала ею по воле короля. Он возвел ее на престол и он лишил ее престола; король имел на это полное право, чтобы там ни говорили папа и католики! Я от всего сердца жалею мою несчастную мать, но Генрих мог по закону отнять у нее корону и жизнь; не забывайте, что леди Болейн предстала перед судом, который вынес ей приговор на законных основаниях.

– Основанием была государственная измена, – сказал сэр Френсис, пряча глаза за полуопущенными веками, – а за это полагается смерть.

– Леди Болейн была осуждена по закону, – повторила Елизавета, и голос ее внезапно дрогнул.

– А если возникнут законные основания для предания суду Марии Шотландской? – спросил сэр Уильям.

– Они должны быть очень вескими, чтобы перетянуть на чаше весов правосудия святость ее рождения и звания. Думаю, что никогда Мария не совершит столь ужасных проступков, – Елизавета поднялась и расправила платье: – Наш разговор окончен. Все остальные дела подождут до завтра. Прощайте, господа.

– Ваше величество, – поклонились они.

Когда за королевой закрылись двери, сэр Френсис тихо сказал:

– У меня все готово. Нужен лишь подходящий случай.

– С Богом, – ответил сэр Уильям. – Пора кончать.

Джейн, фрейлина королевы, могла бы стать влиятельной персоной при дворе, если бы захотела этого. Придворные дамы и джентльмены добивались ее расположения, зная о ее близости к Елизавете. Вначале это повышенное внимание смущало Джейн, но потом она выработала защиту, приняв гордый и высокомерный вид, который позволял держать назойливых придворных на расстоянии. Ее сразу же невзлюбили, зато перестали докучать; что же касается зависти и злословия, то Джейн сделалась их жертвой немедленно после того, как была приближена к королеве. Три вещи позволяли Джейн держаться независимо и не обращать внимания на недоброжелателей: служение Богу, служение Елизавете и любовь к Энтони. Все это было таким чистым и возвышенным, что она больше парила в небесах, чем ходила по грешной земле.

– Милая Джейн, – говорил ей Энтони при очередной встрече, – вы ангел. Рядом с вами и я становлюсь чище: вы – моя наставница в душевном благородстве.

– Если бы вы обратились в истинную веру, у вас появились бы более возвышенные наставники. Я удивлена, Энтони, что вы, так любящий Спасителя, до сих пор остаетесь в вере, которая искажает его учение, – Джейн взяла Энтони за руку и посмотрела ему в глаза.

– Ах, ваш взгляд проникает мне в душу! – вскричал он. – Право же, жизнь не жалко отдать за один такой взгляд!

Энтони принялся целовать ее пальцы.

Джейн отдернула руку:

– Иногда вы меня пугаете: я знаю, что вы серьезно относитесь к вере, но каждый раз вы сводите разговор о ней к шутке.

– Какие шутки, моя дорогая Джейн? Мою любовь к вам вы называете шуткой?

– Поймите, Энтони, для меня очень важно ваше отношение к Господу. Что за семья будет у нас, если каждый из нас станет верить в него по-своему? Муж и жена должны вместе служить Богу на этой земле, тогда и в загробной жизни они будут рядом. Мне странно, что вы не хотите этого понять, – грустно сказала Джейн.

– Не печальтесь, моя милая, со временем я приду к вашей вере, – каждый разговор с вами приближает меня к этому, – но пока я не готов, – Энтони взял ее под руку. – Пройдемся по аллее парка, какая дивная погода нынче! Она напоминает итальянскую весну, когда Аполлон ласкает землю теплыми лучами, а Флора покрывает ее пышными цветами; люди веселы и смеются, почти из каждого окна слышны музыка или пение.

– Вы бывали в Италии?

– Да, по делам… Поглядите-ка, эта скульптура Минервы будто вылеплена с нашей королевы: те же черты лица, та же величавость! Как я завидую вам, что вы можете видеть ее величество каждый день!

– Королева так одинока: ни мужа, ни детей, – вздохнула Джейн. – Ее друг, граф Лестер, не был ей опорой в жизни; ее величеству все приходилось решать и делать самой.

Френсис Уолсингем, член Тайного совета при Елизавете I, начальник разведки и контрразведки Англии.

Фрагмент с картины Д. Крица.

– Вы говорите о сэре Дадли? – спросил Энтони. – Да, это милый, но беспомощный человек. Зато его племянник молод и силен; королева может опереться на его плечо.

– К сожалению, сэр Роберт часто огорчает ее величество, – еще раз вздохнула Джейн.

– Да что вы? И в чем причина этого?

– Сэр Роберт слишком высокого мнения о себе. Да, он любит королеву, но ему кажется, что она мало его ценит. Между ними случаются ссоры по этому поводу.

– Присядем на скамейку? – предложил Энтони. – Как жаль слышать такое: они лишь недавно вместе, а уже разлад! Но мне кажется, что вы преувеличиваете, Джейн, немножечко сочиняете.

– Сочиняю?! – воскликнула она с обидой. – Сегодня ее величество вернулась из театра расстроенная. В театре она была с сэром Робертом, значит, он огорчил ее. Это тем более верно, что он не присутствовал на обеде, и ее величество даже не спросила о нем.

– Беру свои слова обратно, – похоже, вы правы, – согласился Энтони. – Между прочим, я когда-то знавал сэра Роберта. Близки мы не были, но что-то вроде