Клерикалы Голландии вплоть до сегодняшнего дня с неприязнью реагируют на похвалу толерантности в своей стране, особенно той новой толерантности, которая выросла среди католиков после II Ватиканского собора 1962-1965 гг. и среди протестантов после поразительного падения посещаемости церквей голландской реформатской церкви. Общество, находящееся под сильным влиянием голландских реформаторов, каким до 1960-х годов были Нидерланды, не будет, например, толерантным к геям или марихуане. В 1740-1742 гг. в Нидерландах была антигомосексуальная истерия, после которой, однако, голландцы устыдились, в отличие от большинства других стран, потворствовавших жестокой гомофобии.

Голландский журналист Майкл Зееман отмечает, что антиклерикальное движение после 1960-х годов было более успешным в Нидерландах, чем где бы то ни было.¹⁴ Превращение из воцерковленного, респектабельного общества 1960 года, разделенного на "столпы" по религиозным группам и стратифицированного по классам, в современную свободолюбивую Голландию было поразительным, не в последнюю очередь для самих голландцев. На похвалы в адрес геев и атеистов голландцы отвечают неловким "Да, но [Ja, maar, говорят они] вы не знаете, насколько мы на самом деле нетерпимы". Прогрессивные голландцы сегодня сразу же переходят к стыду за богатство, за рабство, за империализм, за выдачу голландских евреев во время войны, за успешный капитализм, за трусость своей армии в Сребренице, за реакцию своих менее образованных соотечественников на мусульманских иммигрантов в 1990-е и особенно в 2000-е годы. "На самом деле мы не такие уж и толерантные", - повторяют они.

На что иностранцы, как и в XVII веке, отвечают, что голландцы, возможно, не понимают, насколько действительно не хватает веротерпимости у конкурентов. В XVII веке большинство приезжих были потрясены, а не восхищены религиозной терпимостью в Соединенных провинциях. Понятие "один король/одна религия" было еще живо и, казалось, стоило нескольких погибших еретиков - скажем, одной трети населения Германии 1618-1648 гг. Израиль отмечает, что иностранцы тогда, как и сейчас, склонны были судить о характере Нидерландов по метрополии - Амстердаму и Роттердаму, а не по менее либеральным районам.¹⁵ Но даже при таком предвзятом освещении голландцы были исключительно терпимы по меркам Европы XVII в., как и исключительно милосердны. Анри IV Французский до своего убийства в 1610 г. пытался привнести в нерешаемые религиозные вопросы мягкий скептицизм, достойный его друга Монтеня. По его мнению, гугеноты (он сам был воспитан как один из них) могли быть лояльными французами, не являясь "нацией в нации". Но последующие правители, особенно кардиналы Ришелье и Мазарин, понемногу отменяли терпимость Нантского эдикта (1598), пока он не был официально отменен, что имело катастрофические последствия для экономического развития Франции.

Можно с легкостью и цинизмом нашего времени утверждать, что некоторая терпимость, скажем, Фредерика Хендрика проистекала из простого благоразумия в политической игре, особенно в игре, которую на протяжении многих поколений так искусно вел Оранский дом. Это действительно так. Голландские стадхаудеры, такие как Фредерик Хендрик, фактически являлись выборными президентами отдельных провинций, набранными, как правило, а затем и исключительно из Huis van Oranje-Nassau. Фредерик Хендрик был статхаудером провинций Голландия, Зеландия, Утрехт, Гельдерланд и Орейссел в 1625-1647 гг. В европейской истории XVI-XVII веков уже стало клише, что религия использовалась государственными строителями, иногда поразительно цинично, как, например, когда кардинал Ришелье от имени католической французской монархии организовал тайное, а затем и открытое субсидирование шведских лютеранских армий, ведущих смертельную войну против католических Габсбургов под предлогом религиозной принадлежности. От этого голова идет кругом. В течение столетия в голландской политике доминировал вопрос о том, должны ли Нидерланды стать христианским городом на холме, как того желали радикальные кальвинисты и как, по их мнению, они добились в Женевской республике, а также в раннем Массачусетсе и в Шотландии при королях Стюартах. Консерваторы в Нидерландах выступали против терпимости к "либертинам [так ортодоксы называли либералов], арминианам [последователям либерального голландского богослова Арминия], атеистам и скрытым иезуитам"¹⁷ Против этого набожного плана насаждения ортодоксального кальвинизма принцы Оранские иногда объединялись с эразмистской и терпимой высшей буржуазией, регентами. Но в других случаях штадхаудеры поддерживали кальвинистскую ортодоксию. Часто это зависело от политических соображений. Религия, повторяем, была политикой. Например, вскоре после триумфа в Маастрихте Фредерик Хендрик счел удобным оставить своих друзей-либералов и снова встать на сторону ригористически настроенных антикатоликов. Маастрихт на какое-то время стоил мессы. А Амстердаму стоило ее подавить. Вот вам и принципиальная толерантность.

Но принцип в XVII веке обычно не был толерантным, как иногда прагматично поступали голландцы и Фредерик Хендрик. Если вы хотите настаивать на материальных, прагматических, заинтересованных причинах всего, то можно сказать, что это правда: деловые люди должны быть благоразумно терпимыми, хотя бы поверхностно, если они хотят зарабатывать на жизнь, имея дело с раздражающими иностранцами. Примером тому на протяжении веков была Венеция, другим примером на протяжении нескольких веков был Нью-Йорк - когда-то, помнится, Nieuw-Amsterdam. Первый из восставших против Испании стадхаудеров, Вильгельм Оранский, в 1578 г. отмечал, что желательно быть помягче с кальвинистами, "потому что мы [голландцы] поневоле принимаем у себя купцов... соседних королевств, которые придерживаются этой религии"."Столетие спустя Темпл, представлявший Англию во время непростого перемирия в ее собственных религиозных войнах, высоко оценил Нидерланды, где "каждый человек идет своим путем, занимается своим делом и мало интересуется чужим; что, как я полагаю, произошло благодаря столь большому скоплению людей нескольких наций, различных религий и обычаев, что не оставило ничего странного или нового"¹⁹.

Масштабы - "столь великое скопление" - рассыпались. К XVII веку только жители Амстердама владели гораздо большим количеством судов, чем жители сравнительно терпимой Венеции. К 1670 году около 40% тоннажа европейских кораблей составляли голландские суда, "общие перевозчики мира", как писал Темпл. (Этот факт сохранился: даже в наши дни значительная доля дальних грузоперевозок в Европе находится в руках голландцев; голландцы Чикаго XIX века были бригадирами, и до сих пор в Чикаго на местных грузовиках можно увидеть непропорционально много голландских имен).²⁰ Либеральный памфлетист Питер де ла Корт (из нелиберального города Лейден), как пишет Израэль, в 1669 году призывал "к терпимости к католицизму и привлечению большего числа иммигрантов разных религий. ...чтобы питать торговлю и промышленность"²¹ Подобные призывы к благоразумию звучали и в первых либеральных памфлетах 1620-х годов. Лейденцев это не интересовало.

Конкуренция между городами Нидерландов, безусловно, привела к толерантности. В наши дни всеобъемлющие законы, распространяющиеся на обширные территории, иногда снижают международную конкуренцию, как и правила ЕС из Брюсселя, стандартизирующие шоколад и сыр, что противоречит тому,