помощь" либо от самого города, либо от религиозных или гильдейских фондов.¹⁴ Эта цифра не означает, что бедняки получали все свои доходы от благотворительности, просто пятая часть населения города получала что-то, возможно, добавку в холодное и безработное время года. Ян де Врис и Ад ван дер Вауде, более сведущие в статистике, чем Израиль, называют более низкую цифру: "В Амстердаме от 10 до 12% всех домохозяйств получали хотя бы временную поддержку в зимние месяцы". Эта цифра сравнительно высока, хотя, повторюсь, и дублируется в некоторых других частях Европы (и вообще в мусульманских странах, соблюдающих закят), но нигде не имеет таких масштабов, как в Объединенных Нидерландах, и является низкой лишь по меркам современного североевропейского государства всеобщего благосостояния. Де Врис и Ван дер Вауде отмечают, что "именно стабильность благотворительных расходов ... отличает голландскую практику от практики других стран, где большая часть финансирования ... вызывалась чрезвычайными обстоятельствами"¹⁵.

В небольших городах Низких стран общественная благотворительность к Золотому веку стала старой привычкой. Джеффри Паркер отмечает, что к 1540-м годам во Фландрии седьмая часть населения Гента получала помощь для бедных, пятая часть - в Ипре, четверть - в Брюгге.¹⁶ Цинично-благоразумные объяснения такой любящей справедливости кажутся жесткими только в том случае, если считать, что благоразумие - это жестко, всегда, а любовь - это мягко, всегда, и почему-то вам как историку хочется, чтобы вас считали жестким, всегда. Благотворительность не была мелочью. Она была необычна для европейского контекста, и ее трудно рассматривать только как благоразумие. Возможно, это не духовная любовь, не истинная агапе. Но это и не благоразумие, прикрывающееся сладкими словами, не просто замаскированная жадность.

Нидерланды были прежде всего европейской границей либерализма. Джон Локк, окончательно опубликованный в 1680-х годах, во многом стал кульминацией голландского теоретизирования и, более того, голландской практики. Он провел пять лет страшного изгнания в Голландии, а затем вернулся в Англию вместе с голландским статхаудером Виллемом, теперь уже английским королем. В Амстердаме, Утрехте и Роттердаме Локк впитал в себя результаты либеральной мысли и практики этой страны от Эразма, Эпископиуса и де Ла Корта до Бейля. Он прожил два года в Роттердаме у английского торговца-квакера Бенджамина Фурли и был дружен с богословом-арминианином Филипом ван Лимборхом. Оба они представляли либеральную сторону мнений сравнительно терпимой Голландии 1680-х годов.¹⁷ Публикации Локка начались там и тогда же стали выходить в свет (хотя многие из них были подготовлены гораздо раньше). Знаменитое первое сочинение о веротерпимости (1689 г.) было опубликовано сначала для ван Лимборха в Гауде. А чуть позже третий граф Шафтсбери, тоже теоретик и этик вигов и, как я уже отмечал, ученик Локка, нашел Нидерланды столь же благоприятными.

В Соединенных провинциях широкий и старый эразмовский гуманизм был реален, устойчив и добродетелен вплоть до наших дней. Широкоцерковные взгляды Эразма стали постоянной, хотя и не всегда доминирующей чертой интеллектуальной жизни Нидерландов до прихода реформатского протестантизма, и они пережили его эксцессы. Напротив, в безлюдной Шотландии, отмечает Хёйзинга, кальвинизм в середине XVI в. спустился на землю в виде полуторавековой ночи ортодоксии, после чего в начале XVIII в. наступил интеллектуальный рассвет.¹⁸ В голландских спорах XVII в. "шотландский" был словом, обозначающим неэтичную и саморазрушительную нетерпимость.¹⁹ В своей голландской версии кальвинизм "сдерживался, - пишет Чарльз Уилсон, - осторожным эразмианским упрямством правящего купеческого класса. Свобода мысли, в замечательной степени, была сохранена. Европа... будет в неисчислимом долгу перед эразмианской традицией и перед господствующим классом Голландской республики, благодаря усилиям которого она была защищена"²⁰.

Все это, конечно, не было грубым эгоизмом в том смысле, в каком хотелось бы историческим материалистам. Уилсон начинает свое восхваление "эразмианского направления, веры в разум и рациональные аргументы как средство морального совершенствования и образ жизни" с цитаты Хейзинги о таких качествах, как "истинно голландские"²¹. То, что подобные мнения являются старыми и либеральными, не означает, согласно строгой логике, что они ошибочны. Злорадный цинизм в отношении столь благородных тем истории уместен не всегда и не во всех случаях. Цинизм обычно проистекает из того, что в академических кругах считается, что упоминание таких трансценденталий, как Бог или Честь, неблаговидно и ненаучно, несмотря на гигантское количество доказательств того, что вера в трансценденталии движет людьми - например, трансценденталия научной истории или политически ангажированной истории движет самыми циничными историками. Голландские статхаудеры, регенты, поэты и интеллектуалы действовали и писали из корыстных побуждений, иногда, как известно Отцу Небесному. Но они также действовали и писали во имя веры, надежды, любви, воздержанности, справедливости и мужества. Это знает и Онзе Вейдер из Хемеля.

 

Глава 37. Например, Голландия была толерантна не только из соображений благоразумия

Исключительная голландская добродетель - веротерпимость, появившаяся в XVI веке и получившая широкое распространение в теориях Гроция, Уйтенбогаэрта, Фийна и особенно Симона Епископа в 1610-1620-х годах, - также не была делом исключительно благоразумия. Голландцы перестали сжигать еретиков и ведьм в 1590-х годах, что по европейским меркам было рано. Последнее сожжение голландской ведьмы произошло в 1595 году в Утрехте, и от этой забавы большая часть Европы - и Массачусетс в том числе - не отказалась еще столетие. С 1400 по 1800 год в Европе погибло около сорока тысяч ведьм.¹ В лихорадочные 1620-е годы ежегодно сжигались сотни немецких ведьм. В 1697 г. в Шотландии девятнадцатилетний Томас Эйкенхед, студент Эдинбургского университета, был судим и повешен за богохульство, за отрицание божественности Христа - по словам одного из свидетелей, это было частью юношеских дерзких высказываний. Это событие стало последним "ура" тех, кого Артур Герман называет аятоллами шотландской кирки.² После этого аятоллы постепенно были оттеснены в оборону.

Напротив, за 120 лет до казни Эйкенхеда тринадцатая статья Утрехтской унии в новых Объединенных Нидерландах гласила, что "каждый человек должен оставаться свободным в своей религии" и что (хотя и с соблюдением соответствующей конфиденциальности, поскольку религия все еще оставалась делом государства) "никто не должен подвергаться расследованию или преследованию из-за своей религии"³. В 1579 г. это было шокирующее утверждение. Нельзя было ожидать, что оно будет выполняться буквально, и оно не выполнялось. Но по общепризнанным низким христианским стандартам того времени голландцы и тогда, и позже были поразительно терпимы. Только современные поляки и трансильванцы сравнялись с ними, да еще мусульмане.

В Голландии до конца XVII в. нельзя было говорить о полной "веротерпимости". Очевидным пробным камнем был иудаизм, хотя к католицизму, как к религии врага Испании или иногда врага Франции, в Голландии обычно относились более враждебно. Тот же Гроций (который не был либералом