для строения флота, и когда за обиды татарские учинилась осада Азова и потом оный счастливо взят, тогда по неизменному своему желанию не стерпел долго думать о том: скоро к делу принялся. Усмотрено место, к корабельному строению угодное на реке Воронеже, под городом того же имени, призваны из Англии и Голландии искусные мастера и в 1696 началось новое в России дело: строение великим иждивением кораблей, галер и прочих судов. И дабы то вечно утвердилось в России, умыслил искусство дела того ввесть в народ свой и того ради многое число людей благородных послал в Голландию и иные государства учиться архитектуры и управления корабельного. И аки бы устыдился монарх остаться от подданных своих в оном искусстве и сам восприял марш в Голландию, и в Амстердаме на Ост-Индской верфи, вдав себя с прочими волонтерами своими в научение корабельной архитектуры, в краткое время в оном совершился, что подобало доброму плотнику знать, и своими трудами и мастерством новый корабль построил и на воду спустил»[615].

Были, может быть, и другие мотивы поездки, присоединившиеся к этому основному и главному, открытому нам самим Петром. Петра с юности стала манить Немецкая слобода. Этот маленький западноевропейский мирок с возрастом все более будил в нем интерес к большому западноевропейскому миру, которого слобода была только слабым и бледным отражением. Рассказы друзей-иностранцев подогревали этот интерес. В годы азовских войн Петр, несомненно, следил уже за событиями в Западной Европе. Еще не вполне войдя в курс внутренних государственных дел, он знакомится уже с этими событиями по докладам Посольского приказа, по осведомляющим его письмам друзей — Виниуса и Розенбуша, по разговорам с иноземцами, получавшими известия о ходе дела в Европе и не порывавшими связей со своими странами. У Петра были там свои симпатии и антипатии, свои герои, как Вильгельм Английский, свои враги, как Людовик XIV и французы. Великая война коалиции, в которую входили Англия, Голландия и Империя против Людовика XIV, особенно привлекала его внимание. Она, надо сказать, острее задевала Россию и больнее давала себя чувствовать материальным интересам Русского государства, чем это может показаться с первого взгляда, и затрагивала Россию именно с той стороны, которая была наиболее близка и понятна Петру и которая должна была производить на него сильное впечатление. Война вредила архангельской морской торговле: летом 1696 г.

вследствие каперских действий французского флота в Архангельск не пришло ни одного голландского корабля[616]. Может быть, в Петре говорило желание взглянуть самому на этот мир, о котором он так много слышал и которым так интересовался. Но все эти возможные мотивы были не более как дополнительными звуками главного — стремления учиться кораблестроению.

Выдвигались препятствия. Путешествие царя за границу, кроме походов в завоеванные у неприятелей земли во время войны, что имело место при царе Алексее, было делом в Русском государстве небывалым. Ехать государю в качестве простого плотника — дело и ни в одном государстве небывалое! Но воля Петра не знает никаких препятствий; это — бурный весенний поток, ломающий и сносящий всякую преграду. Притом немало было уже сделано дел для русского государя необычных: надеть немецкий кафтан и парик, ездить в Немецкую слободу, дружить там с иноземцами, самому работать топором над постройкой кораблей, плавать по Белому и Азовскому морям, служить бомбардиром и капитаном, издеваться над церковной иерархией в веселой компании. Заграничная поездка была не первым странным, поражающим умы современников поступком молодого царя; она должна была рассматриваться наряду с другими его странными делами; разумеется, она могла удивлять их больше, произвести более сильное впечатление, вызвать более резкое осуждение. Но Петр решительно не хотел знать этих впечатлений и осуждений и считаться с ними; они для него не существовали. Раз захотелось ехать, поездка тем самым была решена, что бы ни говорили и как бы ни изумлялись вокруг. Оставалось только найти ту или другую форму для такого путешествия, но это уже деталь, вопрос второстепенный и несущественный. Форма, вероятно не без содействия Лефорта, была найдена в виде торжественного посольства к европейским державам. Момент для такого посольства был подходящим. Со взятием Азова война с турками вступала в острый фазис; чувствовалась необходимость подтвердить прежний союз против турок и, может быть, усилить его присоединением новых держав. Что мысль о торжественном посольстве созрела также под Азовом, это вполне доказано Поссельтом по письмам Лефорта. Уже 25 сентября, в то время как Петр на пути к Москве из Азова работал на тульских оружейных заводах, Лефорт, не видавшийся с царем со времени разлуки под Азовом, пишет из Москвы своей матери в Женеву о предположенной заграничной поездке, когда он надеется повидать мать. К поездке в Голландию Лефорт возвращается и в следующем письме к брату от 9 октября. Он поедет в высоком чине, предоставляющем ему возможность раздавать при своей особе места другим, его будут сопровождать русские знатные люди. «Не знаю, с каким титулом он поедет, — сообщает туда же в Женеву его племянник Петр Лефорт, — с ним поедут некоторые князья этой страны… Я надеюсь, что он даст мне какую-нибудь должность»[617]. Лефорт намечался уже как глава великого посольства.

Итак, в Москву в триумфальном входе 30 сентября 1696 г. Петр вступил, неся две идеи: о постройке флота для Азовского моря и о заграничном путешествии. В Москве он занялся разработкой этих планов.

XLIII. Вопросы о заселении Азова и о постройке флота

Внешние обстоятельства его жизни за последние месяцы этого года освещаются источниками очень тускло. Он жил в Преображенском. 1 октября, на другой же день по возвращении из Азовского похода, Петр был у патриарха Адриана, который, как можно думать, сочувствовал походу против «врагов креста Христова» и интересовался им и которого Петр держал в курсе дела через письма. Возможно, что целью посещения патриарха было желание лично сообщить ему о славном окончании кампании; возможно также, что Петр желал испросить патриаршего благословения на намеченные планы. Документы сохранили нам некоторые подробности этого визита. Перед государем приходил к патриарху боярин А. С. Шеин, также по случаю возвращения в Москву из похода: «как он приехал в Москву с службы из Азова, по взятии города Азова». Патриарх принял его в своей Крестовой палате и после беседы благословил его образом Спасителя. Вслед за ним к вечеру «великий государь Петр Алексеевич изволил быть у патриарха и сидеть в Столовой палате с последнего часа дневных часов до другого часа ночи до последней четверти». Прощаясь с государем, патриарх также благословил