отвратительными. У неё же плохих качеств не было вовсе, так мелкая недостача чего-то несущественного.

Она ласково похлопала меня по спине, как добрая нянька нашкодившую воспитанницу, — Ладно. Сиди уж, труженица. А еще за щётку взялась! Я пойду и приготовлю горячие напитки, чтобы тонизирующее их воздействие вернуло нас всех к жизни. Может, и трав болеутоляющих заварю, если найду в вечном кухонном беспорядке. Мне не платит, хотя я одна и убираюсь в её столовой, а уборщица приходит туда только затем, чтобы воровать еду…

— Ифисушка, и мне бы горячего настоя на тонизирующих фруктах, — поднял голову от дивана один из актёров. Встав, он взял тот самый бокал, в который плюнула Ифиса, и жадно выпил остаток напитка вместе с фруктовой косточкой в нём. Я прыснула над его неведением, над его лохматой головой, над кислым заспанным лицом. Я даже не смогла сразу вспомнить, кто он, настолько вчера он был безукоризненно одет, причёсан и чванлив в числе прочих.

— Тьфу! — он отплёвывал пойманную языком косточку, усиливая мою дикую брезгливость от вида всего этого окружающего гадюшника. — Ну и гадостью был этот пир! — согласился он, уловив мой настрой своим тонким актёрским чутьём — необходимым и профессиональным инструментом для расшифровки нюансов всякого проявленного чувства. — А угощение, как и вино, точно прибыли из дешёвого заведения для бедноты! А уж о собравшемся тут сброде я умолчу… — он придвинулся, давая понять свою симпатию мне как родственной душе. Но мне его симпатия с кислым духом изо рта была без надобности. Я ткнула его в бок так, что он ойкнул.

— Так как насчёт обещанного хозяйкой «аристократического десерта»? — он вновь отодвинулся своей задницей к Ифисе поближе, — Надеюсь, он будет съедобен?

— Обойдёшься! — гаркнула Ифиса, задетая его наглостью, как и я. Поскольку угощение было вовсе не из дешёвого заведения. А следовало бы! Но Гелия настолько была щедра к своим коллегам по «высокому искусству». Она даже наняла особых людей — умелых украшателей гостевых столов, не пожалела дорогой домашней посуды и тончайших салфеток для лица и рук каждому из приглашённых. Правда, к каждому приглашённому гостю приклеился кто-то и ещё, и не в единственном числе. И в какую же мерзкую свалку превратилось то, что вчера казалось аристократическим великолепием. Самый светлый и обширный гостевой зал, залитый светом из разноцветных светильников, сделанных элитным художником-стеклодувом из ажурного стекла, был не узнаваем. Светильники были погашены и несколько закопчены в результате горения светящегося газа в течение целой ночи. Теперь придётся опять нанимать женщину для уборки. И если не следить, то под предлогом повреждения их хрупкой красоты, сколько опять будет расхищено этих стеклянных подобий живых цветов — дорогих плафонов. Зеркала на стенах были измазаны женской помадой и просто жирными следами от рук. Также были захватаны тонкие белые шторы на окнах, сложная драпировка которых была нарушена. Одна из штор была порвана в клочья. От неё оторвали приличный кусок атласной ткани — для чего? Может, какая из приглашенных женщин решила сшить себе юбку? Поскольку окна были почти до пола, а сама гостевая с высоким потолком. Зачем гости безобразничали в чужом красивом доме, непонятно. Хотели испортить то, чем не обладали сами?

Я в страхе спохватилась, что не следила ни за кем, и чем занимались тут эти люди помимо пира, неизвестно. Ифиса тоже своё поручение не выполнила, но по крайней мере она следила за той частью, куда входа гостям не было. Туда и не сунулся никто, кроме той, кого Ифиса и побила для назидания прочим. Там как был, так и остался порядок. А тут сплошное разорение! В укромном уголке за вешалкой в прихожей кто-то уже успел приготовить суму на вынос, наполненную чистыми неиспользованными тонкими салфетками и частью столовых приборов. Да я вовремя заметила и успела утащить объёмный баул в столовую. Одно утешение, что Гелия закрыла на замки все шкафы, где хранилось её добро, а также и свою гардеробную закрыла накрепко. Последнее время её доверие к людям заметно поубавилось.

— К маме ступай отвары пить, или к жене! Разлеглись тут, как в «Ночной Лиане», или ещё где похуже. У нищих лакеев нет! Погуляли и на выход, с бесплатно набитым брюхом! Теперь выгоняй вас до самого вечера! У себя дома, — обратилась она ко мне, — дешёвые стаканы, сворованные из общественных заведений, берегут как сокровище, а в приличном доме изысканную посуду погромили. Вот, мол, какие мы все аристократы! Нам всё дешевка, кроме нас! — Она ругалась, и никто ей не возражал. Или лень было, или признавали её правоту.

Мне тоже не терпелось всех выгнать вон. Но пользуясь отсутствием хозяйки, никто не уходил, надеясь на дневное принятие уже плодовых или цветочных, тонизирующих напитков с пирожными, припасёнными Гелией на десерт и убранных в столовой.

— Взбодримся чашечкой утреннего напитка бодрости и по домам! Там и «сливочные бомбочки» припасены для гостей были. Я сам помогал разгружать припасы, — не утоливший свой голод праздничным обжорством, гость продолжал настаивать на десерте. Он уселся за стол, ожидая утренний завтрак, хотя был уже день.

— Ага! Вам не чашечку тут, а и фонтана целого не хватит. И пирожных надо целый воз, как горючих брикетов для прожорливой печи. Тут тебе не кондитерское заведение! Погуляли и на выход! Вставай и всех буди! Руда на вас нет!

— Ему было не до нас! Отгул от жены — это доложу тебе, праздник, который поглощает целиком. От такого отдыха, да ещё с таким «цветком ночной лианы», кто ж откажется? — отозвался тот и указал в мою сторону осколком перламутрового бокала, который непонятно зачем поднял с пола.

Ифиса пихнула его в плечо, а она была сильная, и он покачнулся на своём сидении, чуть не упал, но удержался. А так как он рассчитывал на благосклонность Ифисы в смысле десерта, он не выразил гнева.

— Не знаю, кого теперь и считать хозяйкой дома. Кому выражать почтение за угощение?

Но мнение этих людей ничего не значило для меня теперь. Ничьё мнение было уже не важно. Даже самой бабушки, узнай она, даже Тон-Ата. Что касается мнения Гелии, она и сама хотела нашего сближения. Я не была тою, кто вторгается непрошено в святой круг чужого и замкнутого для посторонних мира, в обитель семейного счастья. Не было там никакого счастья и никакой такой обители. Там давно гуляли стылые сквозняки и бродили ищущие приключений актрисы и разового пользования девицы. Сама Гелия жила, как бродячая кошка на два дома, и ни один не принадлежал ей.

А