пёстрых и ароматных зарослях, голубые пляжи, где мы будем загорать и купаться с тобой в голубой прозрачной воде. Ещё я покажу тебе тайные пещеры, где много камней и скрытых сокровищ. Там есть горные туннели, мы с тобой наденем спелеологические костюмы и будем там путешествовать. Это небезопасно, но захватывающе интересно. Учиться будешь на поверхности, в наземном городе. Там настолько хорошо, что ты уже и не захочешь возврата в свою пёструю и грязную столицу. Ты умница. Ты будешь хорошо учиться. А в подземном городе мы будем с тобою жить. И на поверхности тоже. Везде.

— А Гелия?

— Пусть живёт здесь. Мы дадим ей свободу. Но я её не брошу, в том смысле, что буду контролировать её жизнь, чтобы она не погибла одна. А когда мы утомимся от любви, а это периодически происходит даже с любящими, то я подарю тебе ребёнка. От меня рождаются красивые дети. Ты будешь растить его у нас в подземном городе, он будет гулять в горах и в том лесопарке, что расположен на поверхности. В городке живут ваши местные люди, но что тебе до них, если мы сами живём в «ЗОНТе». Это закрытый объект наземного типа. Ты будешь прекрасная мать, это тоже читается в твоём характере. А сама ты после рождения ребёнка превратишься в неповторимую уже женщину. Войдёшь в полный расцвет своего ума и тела, и я буду любить тебя. И только тебя.

— Сколько у нас будет детей?

— Сколько захочешь. И когда разрешат, ведь разрешат же когда-нибудь, а у меня здесь большая выслуга лет уже, полетим на Землю. Будем много путешествовать. Будем даже летать на другие планеты…

Я обмирала от счастья и верила каждому его слову, словно записывая их на незримый носитель информации. Я запомнила слово в слово всё, что он говорил мне. Я отлично чувствовала, что он не лжёт. Никогда он не был таким искренним. Я легла на его грудь, обтянутую светлой майкой, бывшей под сброшенной уже рубашкой, он не захотел раздеваться полностью, и весь он был родной и мой целиком. Я целовала его губы. Смеясь над колючим подбородком, над обозначившимися тёмными усами, а волосы на голове, вернее, ёршик волос был светлым. Как было мне хорошо! Охватило такое состояние, будто моё сознание расширилось в эти мгновения, и я входила в некие уровни уже родовой памяти, растворялась не только в своей личной любви, но в любви бабушки, мамы… Они точно также ласкались, целовались…

— Горы — бесконечный по протяженности мир, там почти никто не обитает. Мы будем как первозданные первые дети самих Богов.

— Какие были ваши Боги?

— Наши Боги были прекрасны и щедры. Они подарили нам Землю, обустроив её для счастливой и полноценной жизни. Но не скажу, что была та жизнь прекрасной. И было тому много сложных причин. Наши Боги, они приблизительно то же самое, что и ваш мифологический Надмирный Отец с его жёнушкой водицей. Думаю, что реальных отцов у вас было несколько, как и матерей, а далеко не один Отец.

Касания его рук, с чем их можно было сравнить? И я уже понимала, что там, в его загадочной пирамиде, всё произойдёт. И здесь бы произошло, но он не хотел у Гелии в спальне, да ещё под пьяные крики и гам за стеной.

— Всё должно произойти в тишине, в прекрасных условиях. Ты поймёшь, что лучше этого нет ничего на свете. Ты уже не боишься меня?

— Нет, — я уже всё принимала в нём, всё было родным мне. Горячий, могучий, он страстно вздрагивал весь, но не трогал меня. И я была благодарна ему за доброту, за нежность, за его любовь ко мне, неожиданную и внезапную, как и моя любовь к нему.

— Я не буду тебя трогать, не бойся, — говорил он, и я не боялась.

— Знаешь, почему я прозвал тебя щебетуньей? Однажды я пришёл к Гелии и услышал голоса в холле. Обычные девичьи разговоры, но один голос поразил меня. Ты, для меня невидимая, щебетала как райская птица, причём так весело и радостно, что становилось беспричинно хорошо, как и бывает от пения птиц. «Кто там»? — спросил я у Гелии. «Там девчонки шьют мне костюм для спектакля». И я не захотел входить, нарушать ту идиллию, что там и царила. И я подумал, как должна быть прекрасна та, у которой такой голос. Мне буквально физически стало хорошо от его нежнейших колебательных воздействий. Он будто гладил психику. Ведь когда я увидел тебя воочию, я понял, что узнаю это щебетание…

— Почему же ты не вошёл в тот раз в холл? — спросила я с сожалением. — Ты не догадался, что это я? Мы же разговаривали с тобой в тот раз в реке. Ты не забыл?

— Я сразу же об этом и подумал, но мне показалось невероятным такое вот совпадение. Хотел войти, а не смог, потому что рядом стояла Гелия… Если бы я только знал тогда, что там, за дверями, та самая девушка, которой я и бросил букет с моста, да я бы вынес эти двери напрочь, даже будь они железными и запертыми!

— Я тоже, когда услышала твой голос впервые, такой мужественный, необычный, поняла сразу, моё детство закончилось! Тут же и влюбилась, но чего-то испугалась, не посмела удержать тебя… да и как? Нэиль же подплыл, стал ругаться на тебя… А у Гелии голос какой? — не стоило бы в такие-то часы потрясающего взаимного счастья произносить это имя, да ведь… мы же валялись в её постели! Он задумался и, как показалось мне, заметно утратил часть своего восторга. Но подчинился моему вопрошанию. Похоже, он и сам осознавал, в каком месте мы предаёмся столь безудержно-неистовой любви.

— Он прозрачный, искрящийся и чистый, но он как ручей, выбивающийся из-под глыбы льда. Ледяной, как и сама Гелия. Голос — инструмент нашего воздействия на других. Ведь и сами мы сложнейшая колебательная система, и голос, воздействуя на другого, порождает либо диссонанс, либо гармонично резонирует с другой волновой системой. Я уже тогда вошёл в резонанс с тобой, а мы ещё и не успели полюбить друг друга.

— А я сразу почувствовала, что ты, обладатель такого прекрасного голоса, уж точно будешь моим. И ещё я запомнила твой запах, от него у меня закружилась голова. Это запах другого мира, и он казался родным, тем, который я ждала всю жизнь, запах того, кого я полюблю. Я всё предчувствовала…

Что было потом? Иногда мне казалось, что я