Шрифт:
Закладка:
— Господин офицер! — крикнул военный, высунувшись из фургона, — тут девчонок и женщин полная кибитка!
К нему подошёл высокий и очень стройный военный, в котором я сразу узнала Нэиля! Он патрулировал город с группой других военных во время праздника именно затем, что поступили сигналы о злоупотреблениях «хупов». Не то чтобы власти не знали об их подлом промысле, скорее да, чем нет. Ведь многие крупные землевладельцы и сами входили в высшие уровни власти, а значит, стимулировали как-то «хупов» на то, чтобы те воровали людей для тяжёлых работ на огромных плантациях, безразмерных полях и многочисленных фермах богачей. Они и оплачивали «хупам» поставку живого ворованного «товара», оформляли его как состоящий из людей, законно репрессированных за преступления, хитро при этом уходя от всякой ответственности за бесчеловечное беззаконие. Но чтобы «хранители уличного порядка» не теряли чувства меры и не возбуждали гнева народа, их вынужденно укорачивали те из Коллегии Управителей, кто сами не были замешаны напрямую в использовании рабов.
— Нэиль! — завопила я истеричным пронзительным голосом. Он подошёл совсем близко и, сражённый увиденным, то есть мною, ответно завопил, — Ты-то как тут?!
— Я гуляла. Праздник же, — ответила я уже спокойно и тут же наябедничала на «хупов», посмевших меня толкать и драть за волосы. Нэиль со всего размаха ударил одного из «хупов» в лицо. Но досталось именно тому, кто меня не трогал, а наоборот удержал от падения. — Не этот! — опять завопила я, — те двое!
Но Нэиль уже не стал их бить, а велел своим подчинённым заковать их руки в цепи для преступников. Затем «хупов» затолкали в фургон к бедным женщинам, заперли их вместе с жертвами для необходимого разбирательства, а один из военных сел за управление машиной, чтобы доставить всех туда, куда и положено. Я слышала, как в фургоне поднялась жуткая возня и крики. Это женщины колотили закованных мерзавцев, над чем остальные военные дружно посмеялись. Нэиль сурово лишь по видимости, а сам веселясь, велел поторопиться с доставкой нарушителей. Иначе женщины растерзают поверженных «хупов», а из фургона придётся доставать их по частям. Один военный, чтобы следить за порядком, прыгнул внутрь фургона. Нэиль, всё так же по видимости сурово, взял меня за руку, — Пошли!
— Куда? — спросила я и внезапно заплакала. Он обнял меня, вытирая мои слезы моим же подолом, задрав его.
— К Гелии, — ответил он. — Она же тут рядом живёт.
Появление чёрного стража
Я огляделась и сообразила, что дом Гелии совсем рядом. Оставив своих профессиональных коллег, Нэиль пошёл со мною.
— Надо же было так удачно мне нарваться на этих мразей! — ругался он, одновременно радуясь удачному разрешению всей жуткой истории с моим похищением. — И не смей больше одна бродить по городу вечером!
Калитка в обустроенный сад, росший вокруг дома, где и жила Гелия, была настежь. В темени кустов на скамейке кто-то сидел. Какой-то сгорбленный дед в чёрном одеянии. Его лицо пряталось в тени надвинутого капюшона, а голову он свесил. То ли дремал, то ли устал, то ли глубоко задумался. То, что он небольшой как подросток, страшно худой, стало заметно даже в полумраке вечера. Вначале я и не сразу поняла, что рядом кто-то есть. Я вздрогнула, когда он кашлянул, поскольку приняла его вначале за пустое место. Вернее, за сгустившуюся тень в углу сада. Нэиль как-то нервно обернулся на него и спросил у меня, — Что за старик вечно торчит у меня на пути? Куда бы я ни пришёл, он мелькает у меня перед глазами. Он тут, что ли, живёт?
— Нет, — ответила я, — впервые вижу его. — Непонятно почему я вспомнила про страшного Хагора и спросила у брата, — Ты видел Хагора?
— Кого? — поразился он.
— Отца Гелии.
— Нет, — ответил он. — К чему мне его знать? Если и сама Гелия не стремится к частым встречам с ним.
— Он очень плохой? — спросила я, — страшный?
— Откуда я знаю, — ответил Нэиль. — Может, он хороший. Мало ли бывает ссор и непонимания даже среди родных людей. Я не обучен лезть в душу других, если меня туда не приглашают. И почему он должен быть страшным?
— Но ведь Гелия твоя родная душа? А ты говоришь, что тебя не приглашают…
— Я не вхож в её семью, вот что я хотел сказать. К тому же мать и отец считают её женой другого человека. Они воспитывают дочь Гелии от этого человека. Тебе необходимо было вытягивать из меня такие признания? Не порть мне настроение. Ты и без того мне его успела испортить. Я же мог потерять тебя. А бабушка точно не пережила бы такого несчастья. Конечно, и я, и Тон-Ат, мы вытащили бы тебя из любой глуши, да ведь через какой ужас тебя могли бы протащить, ты об этом подумала? Ты забыла о маме? То, что любая месть может стать запоздалой… Откуда ты знаешь Хагора?
— Не знаю я его! Тон-Ат однажды назвал его имя. Вот и всё.
— К чему ему было вести разговоры с тобою про Хагора? — не отставал Нэиль.
— Случайно вышло.
— Я не видел Хагора никогда. И не желал бы этого.
— Почему? Если вы поженитесь, тебе придётся стать его родственником.
— Он чужой человек для Гелии. Он не отец, и он…
— Что? — не отставала я. Тень на скамейке, застывшая неподвижно, вдруг зашевелилась, и Нэиль повторно обернулся на старика. А может, сидящий и не был стариком. Просто худой и боящийся прохлады, истощённый болезнью мужичок в толстом плаще вышел подышать воздухом перед сном.
— Эй! — крикнул Нэиль, — ты кто? Если ты бродяга, то тебе тут не место. Убирайся лучше. Или назови себя! Тут непростой дом, и по этой территории не позволено слоняться бродягам!
— Ты сам тут вроде бродяги, — хрипло ответил Нэилю неизвестный, — Если бы я не отворил калитку, ты сюда бы и не вошёл. А вошёл ты сюда очень зря. Лучше бы твоя уверенная поступь так и топтала параллельную по отношению ко мне тропу, и с моей не соприкасалась никогда. А твоей сестре лучше бы и не встречать никогда того, чьё имя ей известно, а сам носитель имени — нет! Но случившегося уже не сотрёшь и не отменишь, — он замолчал. А мы с Нэилем
