же изучим «Монстрамент».

Риальто произнес с ледяной вежливостью:

– Вы предпочитаете игнорировать факт первостепенного значения? А именно то обстоятельство, что «Монстрамент» проецировался в зеркальном отображении?

Хаш-Монкур вопросительно взглянул на Риальто, потом на доломитовую плиту, а затем снова на Риальто, изображая полное замешательство:

– Судя по всему, текст в полном порядке! Подозреваю, что вас подвело зрение – это часто случается, когда заходишь в полутемное помещение, привыкнув к дневному свету. Ну что же! К великому сожалению, вынужден обратить внимание ассоциации на это положение параграфа D третьего раздела, гласящее…

– Одну минуту! – прервал его Ильдефонс. – Я тоже видел текст в зеркальном отображении. По-вашему, я рехнулся?

Хаш-Монкур беззаботно рассмеялся:

– Ошибки такого рода не свидетельствуют ни о дегенерации умственных способностей, ни об отсутствии достаточного внимания. Возможно, закусывая перед конклавом, вы съели слишком много маринованных слив или слишком часто отдавали должное превосходному элю из вашего погреба! Хо-хо! Многие здоровые и сильные люди страдают от несварения желудка! Так мы вернемся к нашему расследованию или нет?

– Ни в коем случае! – резко оборвал его Ильдефонс. – Мы вернемся в Бумергарт и тщательно проанализируем обстоятельства, которые на каждом шагу становятся все более таинственными.

Чародеи покинули святилище, вполголоса обсуждая происходящее. Риальто задержался, чтобы осмотреть призму, и знаком остановил Ильдефонса. Когда они остались одни, Риальто сказал:

– Вас может заинтересовать еще один факт – это не Персиплекс. Это подделка.

– Что? – вскричал Ильдефонс. – Не может быть!

– Смотрите сами. Призма меньше первоначальной. Она грубо сработана. И, что важнее всего, настоящий Персиплекс не мог бы проецировать зеркальное отображение. Наблюдайте! Я вызову сотрясение, чтобы призма опрокинулась. Настоящий Персиплекс должен сразу занять прежнее положение.

Риальто ударил по витрине с такой силой, что призма упала набок – и осталась лежать набоку.

Ильдефонс повернулся к Ячее:

– Арбитр! Говори! Тебя вызывает Настоятель Ильдефонс!

Ответа не было.

Ильдефонс позвал еще раз:

– Арбитр! Сарсем! Приказываю тебе: говори!

Ячея молчала.

Ильдефонс отвернулся.

– Вернемся в Бумергарт. Плохо дело! Одна тайна скрывается за другой. Все это больше невозможно игнорировать.

– Все это нельзя было игнорировать с самого начала, – заметил Риальто.

– Так или иначе, – сухо ответил Ильдефонс, – теперь я непосредственно несу ответственность за расследование. Масштабы катастрофы таковы, что придется принимать чрезвычайные меры. Вернемся в Бумергарт!

6

Снова собравшись в Большом Зале, чародеи разговорились – поднялся многоголосый шум. Некоторое время Ильдефонс выслушивал довольно-таки бессвязные рассуждения, не высказывая никаких замечаний, быстро переводя светло-голубые глаза с одного спорщика на другого и подергивая время от времени свою уже порядком растрепанную бороду.

Споры разгорались, превращаясь в скандал. Гнев пробудил в Проказнике из Снотворной Заводи страстное красноречие. Маленький эльф, предпочитавший являться в зеленой шерстяной шкуре с желто-оранжевыми ивовыми листьями вместо волос, выражал свое мнение со все возраставшим возбуждением, нервно жестикулируя и подпрыгивая:

– Как бы то ни было, в зеркальном отображении или задом наперед, «Голубые принципы» были и остаются «Голубыми принципами»! Как уже упомянул Хаш-Монкур, сакральный текст начисто отрицает измышления Риальто – и это все, что нам нужно знать. Я с радостью прочитаю текст, перевернувшись с ног на голову, глядя в зеркало или подсматривая в дырку носового платка, чтобы убедиться в нашей правоте! – Пока Проказник сбивчиво выкрикивал все более лихорадочные фразы, остальные чародеи начали опасаться, что в очередном пароксизме излияний эльф нанесет себе какое-нибудь повреждение или, чего доброго, выпалит ужасное заклинание, травмирующее всех вокруг. В конце концов Ильдефонс произнес заклятие успокоительной тишины, после чего Проказник продолжал размахивать руками и говорить, но никто – даже он сам – больше не слышал его слов, так что через некоторое время ему пришлось успокоиться и сесть.

Нежнейший Лоло, дородный чародей с колышущимися пухлыми щеками и подбородками, попытался проанализировать искажение проекции «Монстрамента»:

– Подозреваю, что Арбитр Сарсем потерял бдительность от скуки и допустил зеркальное отображение текста Персиплекса, после чего, заметив наше возмущение, напустил на нас «хиатус» и, пользуясь перерывом во времени, перевернул Персиплекс в надлежащее положение.

Ильдефонс торжественно взошел на возвышение:

– Я должен выступить с важным объявлением. Голубая призма, которую вы видели сегодня в святилище, – подделка, фальшивка! Вопрос об отображении проекции, таким образом, отпадает.

Дарвилк Миаантер, обычно молчаливый, неожиданно выкрикнул:

– Зачем же тогда, напыжившись, как распустивший хвост павлин, вы всех нас потащили на Тучеворот проверять поддельный, по вашим словам, текст?

Шрю поддакнул:

– Миаантер попал не в бровь, а в глаз! Ильдефонс, ваши действия заслуживают порицания.

Ильдефонс высоко поднял обе руки:

– Мы не обсуждаем сейчас этот вопрос! Повторяю: «Монстрамент», основа нашей ассоциации, исчез из святилища Ячеи Правосудия! Мы остались вне закона, мы беззащитны, как и сама Ячея, перед лицом скрывающегося среди нас неизвестного злодея! Мы больше не можем провести ни одного дня, не принимая срочных мер защиты.

Хаш-Монкур ласково улыбнулся:

– Ильдефонс, дружище! Зачем панически провозглашать наступление катастрофы? Основой нашей ассоциации всегда была и будет совокупная мудрость ее членов!

Лунатик Вермулиан заявил:

– Могу предсказать, что так называемой тайне найдется очень простое объяснение. Надо полагать, Сарсем удалил Персиплекс, чтобы его почистить, и временно установил на его месте имитацию.

– Скорее всего, так оно и есть, – согласился Хаш-Монкур. – Тем временем, по мере необходимости, можно пользоваться имитацией.

– Вот именно! – воскликнул Хуртианц. – И не забывайте о том, что, пользуясь этой версией, даже если это имитация оригинала, мы тем самым укротим бешеную мстительность Риальто и заставим его отказаться от абсурдных требований!

Ильдефонс ударил деревянным молотком по пюпитру:

– Хуртианц, вы нарушаете порядок совещания. Вспомните о том, что Риальто убедительно доказал свою невиновность в тех случаях, когда это было возможно, а во всем остальном твердо отрицает свою вину.

– Я всего лишь выражаю мнение подавляющего большинства, – проворчал Хуртианц.

– В данный момент ваши замечания неприемлемы. Риальто, вы не сказали ни слова. Каково ваше мнение?

– Я еще не готов его высказать.

– Шрю, а вы что скажете?

– Только одно: в отсутствие настоящего «Монстрамента» должны соблюдаться все юридические нормы. Практически это означает, что status quo следует считать неизменным и окончательным.

– Нахуредзин, что вы думаете по этому поводу?

Нахуредзин, прозванный в Старом Ромарте Полосатым Садваном, уже размышлял о возможных вариантах будущего ассоциации:

– Если Персиплекс в самом деле исчез, мы должны создать новый «Монстрамент» под наименованием «Оранжевые принципы», пользуясь имитацией в качестве образца.

– Или «Светло-зеленых», – предложил Нежнейший Лоло. – Или даже «Розово-пурпурных принципов», чтобы придать им подобающие блеск и великолепие.

– Ваши предложения не заслуживают внимания, – возразил Ильдефонс. – Вы желаете создать новый документ экзотического цвета, в то время как «Голубые принципы» служили нам верой и правдой? В отсутствие оригинала копии, принадлежащей Риальто, хоть она и