рассмотрение Арбитра?[8]

Ильдефонс моргнул и надул щеки:

– Разумеется, у вас есть такая возможность. Тем не менее вам следует знать, что все юридические требования скрупулезно соблюдались, во всех деталях. Вас обвинили в конкретных нарушениях, свидетельства рассматривались публично и в установленном порядке, и ваша вина была признана только после того, как конклав выслушал все доводы в вашу защиту. Благодаря моим усилиям и аргументам вашего защитника, Хаш-Монкура, размеры наказания были сведены к минимуму, оно носило чисто символический характер и относилось только к вашему имуществу.

– Символический характер? – возмутился Риальто. – Вы обчистили меня до нитки!

Ильдефонс поджал губы:

– Должен признаться, я заметил отсутствие сдержанности, проявленное некоторыми пострадавшими сторонами, – они действовали вопреки моим возражениям.

Риальто присел за стол и, откинувшись на спинку стула, глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от охватившего его ощущения изумленного непонимания происходящего. Приподняв длинный аристократический нос, он взглянул на Ильдефонса свысока и ласково спросил:

– Кто предъявил мне обвинения?

Ильдефонс задумчиво нахмурился:

– Многие. Гильгад заявил, что вы избили его любимца, домашнего симиода.

– Так-так. Продолжайте.

– Зилифант обвинил вас в халатном обращении с плазмами, которое привело к уничтожению его редкостной харкизады с Канопуса.

– Кто еще?

– Жалоб было слишком много, чтобы я мог припомнить каждую. Почти все – за исключением меня и верного вашим интересам Хаш-Монкура – выступили с обвинениями, после чего конклав ваших равноправных коллег почти единогласно признал вас виновным по всем пунктам.

– И кто своровал мои звездоцветы?

– По сути дела, я их забрал, чтобы они безопасно хранились на моем попечении.

– И вы утверждаете, что судопроизводство соответствовало всем юридическим требованиям?

Ильдефонс воспользовался возможностью пригубить из бокала вино, поданное Приффвидом.

– Ах да, вернемся к вашему вопросу! Насколько я понимаю, процесс соответствовал процессуальным нормам. Могу подтвердить, что, несмотря на несколько неофициальный характер обсуждения, применялись все надлежащие и целесообразные процедуры.

– В полном соответствии с положениями «Монстрамента»?

– Да, разумеется. Как может быть иначе? А теперь…

– Почему меня не известили и не предоставили мне возможность выступить с опровержениями?

– Думаю, что этот вопрос следовало обсудить подробнее, – признал Ильдефонс. – Насколько я помню, однако, никто не хотел беспокоить вас на отдыхе – тем более что решение было вынесено практически единогласно.

Риальто поднялся на ноги:

– Не пора ли нам посетить Тучеворот Охмура?

Ильдефонс поднял ладонь, с напускным благодушием призывая к терпению:

– Садитесь, Риальто! Приффвид уже несет закуски. Давайте выпьем и рассмотрим этот вопрос непредвзято – в конце концов, разве это не лучший выход из положения?

– После того как меня очернили, оклеветали и ограбили те, кто раньше заверял меня, в самых елейных выражениях, в своем непоколебимом благорасположении? Я никогда…

Ильдефонс прервал поток возмущенных замечаний:

– Да-да, скорее всего, были допущены кое-какие процессуальные ошибки, но не забывайте о том, что последствия могли быть гораздо более печальными, если бы не заступничество с моей стороны и со стороны Хаш-Монкура.

– В самом деле? – холодно спросил Риальто. – Надеюсь, вам известны «Голубые принципы»?

– В общем и целом, мне известны важнейшие положения, – беззаботно отозвался Ильдефонс. – Я не совсем разбираюсь, конечно, в самых неудобопонятных пунктах, но они, так или иначе, в данном случае неприменимы.

– Неужели? – Риальто бросил на стол обрывки голубого документа, висевшего в рамке на стене в Фалу́. – Позвольте мне процитировать параграф с «Предварительного манифеста»:

Истолкование и применение «Монстрамента» в качестве нерушимой и непреложной системы ценностей возможно только тогда, когда составляющие его принципы, основанные на мудрости тысячелетий, рассматриваются неотъемлемо один от другого как взаимодополняющие и взаимосвязанные равносильные элементы. Тот, кто преднамеренно преувеличивает значение одних положений за счет преуменьшения влияния других или пренебрежения другими с целью обоснования того или иного конкретного аргумента, тем самым повинен в извращении и подрыве основополагающих принципов и подлежит наказанию в соответствии с протоколом B статьи 3.

Ильдефонс моргнул:

– Нельзя же придавать такой вес моим недавним замечаниям! Они были сделаны исключительно в шутку, ради поддержания разговора.

– В таком случае почему вы не засвидетельствовали на конклаве, что именно в то время, когда, по словам Гильгада, я избивал его дражайшую тварь, мы с вами прогуливались по берегу Скаума?

– Понятное возражение! Фактически я действовал на основе процессуальных правил.

– Каким образом?

– Все очень просто! Мне никто никогда не задавал вопрос: «Прогуливались ли вы по берегу Скаума в обществе Риальто, в то время как некто избивал домашнее животное Гильгада?» Правила судопроизводства не позволяли мне самостоятельно предложить на рассмотрение такое свидетельство. Кроме того, вас уже признали виновным по многим другим пунктам, и мои ненадлежащие замечания могли только привести в замешательство всех остальных.

– Разве целью судопроизводства не является установление истины? Почему вы не спросили себя: «Кто на самом деле избивал симиода и почему этот человек называл себя именем Риальто?»

Ильдефонс прокашлялся:

– В сложившихся обстоятельствах – а я их уже пояснил – подобные вопросы представлялись не относящимися к делу.

Риальто снова заглянул в разорванный текст «Голубых принципов»:

– В параграфе K статьи 2 ваше пренебрежение фактами, противоречащими обвинению, называется «преступным невыполнением обязанностей или пособничеством таковому». За такое нарушение предусмотрено суровое – пожалуй, чрезмерно суровое – наказание, но Арбитр истолковывает положения «Монстрамента» буквально и принимает самые строгие, исчерпывающие меры – во имя восстановления справедливости и порядка.

Ильдефонс возвел руки к небу:

– Неужели вы представите столь несущественное дело на рассмотрение инкуба, сторожащего Тучеворот? Последствия невозможно вообразить!

– Могу указать на еще одно серьезное нарушение. В процессе ограбления моей усадьбы кто-то схватил, разорвал и бросил на пол мой экземпляр «Голубых принципов». Именно этот проступок строго запрещен положением параграфа A раздела «Изменническая деятельность», согласно которому все заговорщики разделяют вину и обязаны понести наказание. Вряд ли это можно назвать «несущественным делом»! Почему-то я надеялся, что вы, может быть, разделите мое возмущение и сделаете все возможное для возвращения мне украденного имущества и справедливого наказания поистине виновных, но…

– Вы не зря надеялись! – торжественно заявил Ильдефонс. – Я как раз собирался собрать новый конклав, чтобы пересмотреть результаты предыдущего совещания, на котором, как теперь кажется, эмоции возобладали над разумными соображениями. Проявите терпение! Нет никакой необходимости беспокоить Арбитра.

– Так соберите же конклав, и немедленно! Заявите с самого начала, что я оправдан по всем пунктам и что мне нанесен непростительный ущерб – причем я требую, чтобы этот ущерб не просто возместили, но чтобы его возместили в многократном размере…

Потрясенный Ильдефонс воскликнул:

– Но это совершенно невозможное требование!

Риальто неумолимо настаивал:

– В качестве Настоятеля вы можете принять такое решение. В противном случае размеры штрафов и наказаний определит Арбитр.

Ильдефонс вздохнул:

– Хорошо, я