Бритс уронил руки на колени, возвел очи к потолку, шумно выдохнул и произнес:

- В таком случае, мой друг, мы по уши в дерьме.

Часть четвертая. Глава 41

Деревня спала. Спали люди, спали кошки и собаки. Спали коровы. Спали свиньи, растянувшись в грязи. Безмятежен был их сон. Нечего было опасаться здесь, в тихом южном уголке, вдали от могучих грозных держав, издревле ведущих между собой кровопролитную войну за мировое господство. В этих краях редкостью были даже лихие люди - не отваживались разбойники забредать сюда, к самому краю древнего леса. Их удерживал суеверный страх перед эльфами, что сидят в дебрях, точат ножи да копят злобу на род людской.

Но обитатели деревни, многие поколения прожившие в тени древнего леса, отлично знали, что бояться эльфов нечего. Все мрачные слухи, что ходили среди невежд об этом таинственном народе, были высосанными из пальца выдумками. Эльфы тихонько сидели в своем лесу, и уже много столетий не высовывали из него носа. Они забыли об оставленных ими землях, и не стремились вернуть себе свое. Никто из деревенских не мог припомнить ни одной истории, даже дошедшего из старины предания, чтобы эльфы вышли из лесу и напакостили. Вот люди иногда ходили к ним, в основном подростки и всякие дурни, да и те всегда возвращались обратно целыми и невредимыми. Даже этих туристов эльфы не убивали, а вежливо выпроваживали восвояси. В целом, селяне были вполне довольны таким соседством. Молва, наделявшая эльфов лютым нравом и невиданной кровожадностью, отпугивала от их земель лиходеев, а сами эльфы, настоящие, а не вымышленные, нисколько их не беспокоили.

Так было исстари, вплоть до этой ночи. Селяне полагали, что так продолжится и впредь.

Но они заблуждались.

Когда последний огонек в деревне погас, и селение погрузилось в сон, из леса неслышно выступил высокий эльф с гривой белоснежных волос и красивым мужественным лицом. Свет звезд отразился в его больших глазах. Он остановился, со жгучей ненавистью глядя на темнеющее впереди селение. Людишки совсем охренели. Они поселились в нескольких полетах стрелы от границы леса. Эти твари до того потеряли остатки совести, что вторгались в дебри и собирали там хворост для своих очагов. И всего-то им было мало. А ведь было время, когда и на месте их гнусной деревушки высились могучие деревья. И где это все? Вырубили! Вырубили подчистую, и выкорчевали пни. Из тел павших древ понастроили себе хижин и свинарников, а обнаженную землю терзали плугами и силой заставляли производить для них урожай.

Давно уже ненависть поселилась в душе Феромона. Еще до того, как он прошел через ад в людском плену, праведный гнев сжигал его изнутри. Другие эльфы принимали свое унижение смиренно и безропотно, иные даже обосновывали его идиотскими доводами, дескать, все меняется в мире, старое уходит, сменяется новым, и тому подобная белиберда. Такие речи всегда приводили Феромона в исступление. Конечно, старое уйдет. Как не уйти, если старое даже не пытается сопротивляться, а лежит, подняв лапки? И что это за новое такое, чему они, эльфы, должны уступить место? Люди, что ли? Да уж он-то насмотрелся на этих людей. Досыта насмотрелся. Феромон увидел достаточно, чтобы твердо решить - лучше этому миру вовсе сгинуть, чем достаться людишкам.

Долгим было эльфийское помрачение. Века напролет гордый древний народ старательно делал вид, что так оно и надо. Люди отжимают земли – пускай, нам ведь много не нужно. Убивают эльфов - не все так однозначно. Рубят древние дубравы - давайте войдем в положение, им же нужна древесина.

Хвала богине, кончилась эра эльфийской глупости. Понадобилось беспрецедентное надругательство над всем святым, что еще осталось у угасающего народа, чтобы в народе том проснулась почти забытая гордость. И таковое надругательство свершилось. В их лес, точнее, в жалкий остаток некогда великого леса, нагрянуло зло в людском обличии. И разразилась катастрофа. Люди показали себя во всей красе. Они совершили неслыханное святотатство - осквернили источник жизни. Испоганили слезы самой богини. Отныне священные воды больше не были чисты, ибо гнусное существо дерзновенно погрузило в них свое отвратное тело.

Они убили единорога - одного из последних, сотворенных самой богиней. Ни одна лесная тварь не покусилась бы на единорога. Даже охваченный бешенством хищник не дерзнул бы нанести вред священному зверю. Но люди хуже бешеных зверей. Они просто монстры.

На фоне этих злодеяний убиение многих эльфов уже не выглядело серьезным преступлением. Но так могли считать другие эльфы, не Феромон. Потому что убитые были его подчиненными, его друзьями, можно сказать, его семьей. Всех своих бойцов Феромон знал многие годы, сам обучал их, делился премудростями и навыками. Его стражи границы были лучшими. И вот они все мертвы. Все, кроме несчастной Велты. Та до сих пор находилась в людских лапах, и у Феромона сердце обливалось кровью, стоило вспомнить о похищенной эльфийке. Он отлично знал, что делают с эльфами злодеи Свиностаса. Они истязают их унизительной поркой. Феромон сам прошел через эту процедуру. Он до сих пор не мог сидеть на своих истерзанных ягодицах. Его зад взывал к отмщению. Убитые соратники взывали к отмщению. К нему же взывал поверженный единорог и навсегда испоганенный источник жизни. Люди не оставили эльфам ничего. Они пришли и отняли все, ради чего те еще цеплялись за этот мир. Людишки, ослепленные гордыней, решили, будто эльфы безответные слабаки, и стерпят любое унижение.

Они ошиблись!

Долго терпели эльфы, долго глотали обиды. Но отныне это в прошлом. Некогда великий народ снова обрел гордость. И воспылал жаждой отмщения.

Феромон поднес ладонь ко рту, особым образом сложил пальцы в кулак и дунул в него. Раздался негромкий щебечущий звук, идеально имитирующий птичий голос. В тот же миг несколько таких же голосов донеслось из леса. А затем из-за деревьев стали выступать эльфы. Их были сотни. Все в серебристых доспехах, зеленых плащах, все с оружием и лицами, искаженными праведной яростью.

Неслышно ступая по траве, двигался среди эльфийских рядов огромный белый зверь с горящими во мраке глазами. Он был последним в своем роде, реликт минувшей эпохи, как немногие уцелевшие единороги да еще парочка диковинных видов, доживавших свой век в лесных дебрях. На его спине восседала принцесса Эурэлия, прекрасная и грозная, в легкой серебристой кольчуге, с луком в руке и с саблей на поясе. Рядом с ней шествовал знаменосец, несущий стяг на высоком древке.

Эльфы остановились, с ненавистью глядя на спящее людское селение.