– Жизнь сурии нелегка, но разве не в этом ее прелесть? – с улыбкой сказал Минхэ, не спеша поглощая белую кашу и пророщенные бобы.

Все эти месяцы Нуска не видел ни алкоголя, ни мяса. Видимо, учитель не промышлял охотой, да и на кого можно было охотиться в этих безжизненных скалах?

Нуска продолжил в упор смотреть на учителя, дожидаясь, пока тот доест. Все их трапезы так и проходили: лекарь запихивал в себя все съестное, а затем ждал, пока Минхэ неторопливо расправится со своим ужином.

За проведенное в этой долине время Нуска успел очень крепко привязаться к учителю. В какой-то момент он даже начал всерьез задумываться, а не остаться ли ему здесь. Еще никогда жизнь Нуски не текла так спокойно.

Они с учителем жили вдали от мирской суеты. Ни одна новость не долетала до этого всеми духами забытого места. Но за последний месяц Минхэ один раз все же встречал гостя – принял у него какую-то посылку и письма, а затем передал стопку писем в ответ.

Нуска быстро переоделся и забрался в кровать, дожидаясь, пока учитель, как обычно, не подставит к кровати стул и не завяжется их долгий разговор.

Минхэ тоже подготовился ко сну: сменил одежды, распустил волосы, а затем устроился на стуле рядом с матрацем Нуски.

Лекарь еле сдерживал улыбку. Сейчас в который раз Нуска будет задавать вопросы, а Минхэ – отвечать, делясь недюжинными знаниями. Только вот сегодня первым разговор начал учитель, отвернув голову и глядя на затухающий в очаге огонь.

– Нуска, ты ведь знаешь, что через две недели все ученики северной обители будут сдавать последний экзамен? Когда ты собираешься вернуться в школу сурии?

Нуска поморщился. Ему хотелось обсудить так много интересных вещей, но возвращение в школу сурии к ним точно не относилось.

– Учитель Минхэ, вы ведь знаете, что я не готов. За эти два месяца я даже не смог нанести вам ни одного удара. Может, через годик попробовать? – попытался уговорить его Нуска, но учитель резко вскинул голову и уставился на лекаря так, словно тот в очередной раз сморозил какую-то глупость.

– Ты даже не собираешься пробовать? И после этого хочешь называться моим учеником? – холодно поинтересовался он.

Лекарь виновато опустил голову. Ему никогда не удавалось спорить с учителем. Каждый раз до костей пробирало неизвестно откуда взявшееся чувство вины и желание полностью соответствовать его ожиданиям. Но Нуска оставался Нуской, да и врать этому мужчине он не смел.

– Я ведь до сих пор не обладаю даже оружием дэ. Я вас только опозорю, – мотнул головой лекарь. Его тело напряглось, а плечо непроизвольно дернулось. Одна мысль о возвращении в школу вызывала в нем невероятное отвращение.

– Значит, ты считаешь, что я плохо тебя обучил, – приподнял брови Минхэ и привычно сложил на груди руки. Он делал так каждый раз, когда был недоволен или возмущен каким-либо поступком Нуски.

– Нет. Просто в школе сурии учатся одни знатные… знатные потомки разных семей. – Нуска еле сдержался, чтобы не выругаться, и взъерошил волосы на затылке. – Не думаю, что я всего за пару месяцев стал таким сильным сурии, чтобы им противостоять.

– Тебе и не нужно выигрывать в схватке. Разве экзамен не подразумевает устный опрос, сдачу на лекарскую лицензию или мастерство в управлении дэ? – возразил Минхэ, но Нуска только головой покачал.

– Они заставят меня драться, учитель. Я нажил там столько врагов, что могу быть в этом уверен, – с усмешкой произнес Нуска и уставился на свои руки. Кожа ладоней загрубела, покрылась мозолями, а подушечки пальцев потеряли чувствительность. Нуска боялся, что с такими руками ему теперь будет тяжело лечить внутренние повреждения. Да и…

– Каналы на твоей правой руке так и не восстановились, верно? Ты из-за этого волнуешься? – с хмурым видом спросил учитель, а затем присел рядом. Его ловкие руки начали ощупывать больное запястье лекаря.

– Да разве здесь что-то можно сделать?.. – отмахнулся Нуска и отвернул голову. Ему не нравилось демонстрировать собственные недостатки перед этим хаванцем.

– Конечно, можно, – полным уверенности голосом сказал Минхэ, а затем надавил на вены лекаря пальцами. – Каналы дэ можно взрастить даже с нуля.

Нуска вдруг застыл. А затем уставился на учителя.

– Как это – взрастить? – переспросил он.

– Не все сурии рождаются с развитыми каналами. Конечно, выходцы из благородных семей продолжают вступать в браки с другими сильными сурии, и от этой связи всегда рождаются талантливые дети. Но не думай, что путь каждого сурии был так же прост, как и путь тех детей, с которыми ты встречался в обители.

Минхэ говорил спокойно и тихо. Его пальцы сдавливали руку Нуски и разгоняли кровь. Хоть это было больно, но такой массаж помогал вернуть чувствительность в каналах.

Лекарь ненадолго задумался, а затем вдруг выдал, не подумав:

– Учитель Минхэ, вы один из таких сурии? Вы взращивали каналы самостоятельно, а не родились с ними?

Учитель молчал. Его пальцы застыли, а затем и вовсе отпустили больную кисть лекаря. Нуска сглотнул, боясь даже посмотреть в сторону собеседника.

– Что ж, не думаю, что мне следует это скрывать, – проговорил Минхэ и закрыл глаза. – Когда-то давно я действительно не обладал никакими талантами. Я не мог использовать дэ и был простым человеком.

Нуска только и мог, что разинуть рот. Этот хаванец, который одним ударом может расколоть гору надвое, родился самым простым человеком?! Но ведь Нуска даже сейчас мог без зазрения совести сказать, что Минхэ – это второй по силе сурии на континенте. Сильнее него мог быть только эрд.

– Значит… – медленно проговорил Нуска, а затем вдруг выпалил: – Все эти чудовищные тренировки – вы и сами через них прошли?

– Что ты знаешь о чудовищных тренировках? – рассмеялся вдруг Минхэ и похлопал лекаря по плечу. – Да, я делал примерно то же самое, что и ты, но ежедневно на протяжении многих лет от рассвета и до заката. И этого все равно было недостаточно, чтобы стать равным другим сурии, рожденным в знатных семьях. В твоих жилах течет сильная кровь, а потому ты не должен жаловаться на судьбу или трудности в обучении. Если тебе так интересно, то я могу поведать тебе одну историю.

Глаза Нуски загорелись. Он тут же кивнул и присел поближе, почти касаясь боком учителя.

Минхэ прикрыл глаза. Он восседал на матраце с привычным выражением достоинства на лице. Никто бы не смог даже предположить,