Шрифт:
Закладка:
673 В видении Еноху действительно открываются четыре лика божества. Из них три заняты славословиями, молитвами и ходатайствами, но четвертое «отражает врагов (дьяволов) и не дозволяет им приступать к Господу духов, чтобы клеветать (или жаловаться) на живущих на земле».
674 Это видение обнажает для нас существенное развитие образа божества: у него четыре лика, точнее, четыре ангела с ликами, четыре ипостаси или эманации, из которых один занят исключительно тем, что не подпускает близко к богу Сатану, старшего сына, ныне преобразившегося во множество, а также не позволяет дальнейшие божественные эксперименты в духе книги Иова[716]. Множество «дьяволов» все еще обитает в небесных пределах, ибо низвержение Сатаны пока только предстоит. Здесь вышеупомянутые пропорции изображаются посредством того факта, что три ангела отправляют священные, благодетельные функции, а четвертый воинствует, отгоняя Сатану.
675 Природа этой четвертичности откровенно пневматическая и потому выражена в фигурах ангелов, воображаемых, как правило, в виде крылатых, то есть воздушных существ, а особое правдоподобие придает этой картине их предполагаемое происхождение от четверых серафимов Иезекииля[717]. Удвоение и разделение четверки на верхнюю и нижнюю указывает на уже состоявшийся метафизический раскол, как и удаление Сатаны от небесного двора. Но плероматический раскол, в свою очередь, является симптомом значительно более глубокого раскола внутри божественной воли: отец хочет стать сыном, Бог жаждет сделаться человеком, аморальное стремится к благу, а бессознательное — к ответственному сознанию. Правда, пока все находится in statu nascendi (в зачаточном состоянии).
676 Бессознательное Еноха неимоверно возбуждается от зрелища, и его содержания выплескиваются в апокалиптических видениях. Заодно оно побуждает Еноха предпринять pereg-rinatio, паломничество, по четырем небесным пределам и к центру земли, причем своими передвижениями он как бы изображает мандалу, в полном соответствии с «путешествиями» алхимиков-философов и со сходными фантазиями бессознательного современных людей.
677 Когда Яхве называл Иезекииля «сыном человеческим», это было всего-навсего смутным и невнятным намеком. Но тут уже все проясняется: человек Енох не только воспринимает божественное откровение, но и становится соучастником божественном драмы, как будто он, по меньшей мере, один из сынов Божьих. В этом следует видеть указание на то, что в той же степени, в какой божество намеревается стать человеком, сам человек погружается в плероматическое действие — так сказать, принимает в нем крещение и становится причастным божественной четвертичности (распинается со Христом). Вот почему и в наши дни при обряде benedictio fontis (водосвятия) священник крестообразно делит воду рукой и затем кропит четыре стороны света.
678 Божественная драма до такой полноты захватывает Еноха и воздействует на него, что здесь можно усмотреть крайне специфическое понимание грядущего воплощения божества: стоящий подле «Главы дней» «сын человеческий» выглядит совсем как ангел (один из сыновей Божьих). Он тот, «кто имеет правду, при котором живет правда и который открывает все сокровища того, что сокрыто, ибо Господь духов избрал Его, и жребий Его пред Господом духов превзошел все, благодаря праведности, в вечность». Вряд ли совпадение, что так настойчиво подчеркивается именно праведность: это ведь то качество, которого лишен Яхве, что наверняка не укрылось от автора книги Еноха. Под владычеством Сына человеческого «молитва праведных услышана, и кровь праведного искуплена (или отомщена) пред Господом духов». Енох зрит «источник (кладезь) правды, который был неисчерпаем». Сын человеческий «…будет жезлом для праведных и святых, чтобы они оперлись на Него и не падали; и Он будет светом народов и чаянием тех, которые опечалены в своем сердце». «Ибо мудрость излилась на Сына человеческого, как вода… Он силен во всех тайнах правды и неправды, и неправда прейдет пред Ним как тень и не будет иметь постоянства… В Нем живет дух мудрости и дух Того, Кто дает проницательность, и дух учения и силы, и дух тех, которые почили в правде».
679 Под владычеством Сына человеческого:
«…земля возвратит вверенное ей, и царство мертвых[718] возвратит вверенное ему, что оно получило, и преисподняя отдаст назад то, что обязана отдать. И Он изберет между ними (воскресшими) праведных и святых, ибо пришел день, чтобы спастись им. И Избранный в те дни сядет на престоле Своем, и все тайны мудрости будут истекать из мыслей Его уст».
680 Все «соделаются ангелами на небе». Азазелю с его полчищами предстоит пасть в пещь огненную, ибо «они покорились Сатане и прельстили живущих на земле»[719].
681 В конце времен Сын человеческий воссядет и будет вершить суд над всеми созданиями. «Мрак исчезнет, и непрекращаемый свет будет существовать». Даже оба великих творения Яхве, левиафан и бегемот, подчинятся неизбежному, будут расчленены и пожраны. В этом месте дающий откровение ангел обращается к Еноху как к «сыну человеческому», — вот еще одно доказательство того, что он, подобно Иезекиилю, приобщился божественных таинств и был соответственно в них вовлечен; об этом говорит и то, что он является их очевидцем. Енох восхищен на небеса и занимает свое место в вышних. В «небе небес» он прозревает дом Божий из кристалла, объятый пламенем и окруженный крылатыми существами, что никогда не спят. «Глава дней» выходит оттуда с четверкой ангелов (Михаилом, Гавриилом, Рафаилом и Фануилом) и обращается к Еноху: «Ты — сын человеческий, рожденный для правды, и правда обитает над тобою, и правда Главы дней не оставляет тебя… Он призывает тебе мир во имя будущего мира, ибо оттуда исходит мир со времени сотворения вселенной, и, таким образом, ты будешь иметь его вовеки и от века до века».
682 Примечательно, что образ «сына человеческого» и его значение вновь и вновь увязываются с праведностью. По-видимому, таковы лейтмотив и главная цель рассказа. Подобное повышенное внимание к праведности имеет смысл лишь там, где грозит разразиться или уже разразилась неправедность. Никто кроме божества, не вправе оделять хоть сколько-нибудь заметной праведностью, и как раз в отношении божества возникает оправданное опасение, что оно забудет о своей праведности. Тогда его праведный сын выступит перед ним ходатаем за людей. Тем самым появится «прямой путь для праведных». Праведность, которая воцарится при сыне, подчеркивается столь усиленно, что возникает впечатление, будто прежде, при владычестве отца, неправедность
