Выходит, прав белобрысый Ивар – жизнь за жизнь.

А сама-то Нюська знает, что скоро умрет? Сказали они ей или нет? Как теперь глядеть-то на нее? Как с ней говорить?

Нет, наврал, наврал проклятый травник. Нарочно наврал, чтобы Обр помучился.

* * *

И верно, наврал. Нюська сидела на постели прямо, уютно подобрав под себя ноги, с мечтательной улыбкой слушала рыжую. Рыжая, напротив, была расстроена и сердита.

– Сначала поединки, – говорила она, – конных не будет в этом году. Липка распорядился, чтоб лошадей не калечить. Боевых коней осталось мало, их поберечь надо. Зато пешие будут. А потом танцы до самой ночи. А кроме качелей, карусель большую обещали поставить. С музыкой. В кои-то веки, в первый раз после войны гулянье с ярмаркой. Я уже сто лет не танцевала. – Помолчала и, шмыгнув носом, добавила: – Не танцевала и не буду.

– А ты разве не пойдешь? – удивилась Нюська.

– ОН не позволяет.

Слово «он» вышло у рыжей громадным и безнадежным, как крепостная стена.

– Почему?

– Говорит – опасно. Народу много, времена неспокойные. Когда они были спокойные, времена-то эти? Я ему говорю – тогда уж лучше сразу заприте. А он на полном серьезе – хорошая мысль. Только покои надо подобрать поудобней.

– Он тебя любит, – вздохнула Нюська.

Но рыжая в ответ только рукой махнула.

– Ага! Лю-убит. Как родную дочь. Вот увидишь, он мне еще петушка сахарного принесет. В утешение.

– Не хочешь леденчик? Орехи в меду больше нравятся?

– Да ну тебя!

– А я бы тоже хотела на гуляние. Не потанцевать, так хоть поглядеть.

И ручки сложила. Все жилки наперечет видно. И синяя тень под глазами будто с каждым днем все больше. А вдруг не соврал травник?

– Ну хочешь, я тебя туда на руках отнесу? – через силу выговорил Обр. – Далеко это?

– Вообще-то да, – вдруг оживилась печальная рыжая, – но не очень. А ты правда хочешь?

– Ага, – легко согласилась Нюська и потянула к себе рамку с пяльцами, – там, небось, весна, солнышко, музыка играет.

– Так это же совсем другое дело! – обрадовалась рыжая. – Тебя велено развлекать? Велено. Вот вместе и развлечемся. Опять же, Варка петь будет. Он теперь людям редко поет.

– А кому часто? – заинтересовался Обр.

– Да все больше птицам и облакам. Но нынче уговорили. Фамочка такая. Она умеет.

– Лютней по башке?

– Не без этого, – засмеялась рыжая. – Так что, правда на руках ее понесешь?

– Да.

– Ладно. Ты хоть рожу умой. А мы с Нюськой оденемся попроще. Надо в толпе держаться, чтоб не заметили. Кстати, кто тебе нос расквасил?

– Споткнулся, упал.

– Угу. На чей кулак упал, конечно, не скажешь. Ладно, и так все ясно. Иди сюда, я тебе облегчение сделаю.

– А ты умеешь? – не поверил Обр.

– А чего тут уметь-то? Дело нехитрое. Сейчас будешь опять красивый и милый.

– Гм. Сроду милым не был.

* * *

Рыжая все сделала быстро: и разбитую физиономию Обра в порядок привела, и одежду раздобыла подходящую для посещения ярмарки. Через пять минут они уже стояли внизу, у камина. Девицы в широких отделанных тесьмой юбках, в вышитых крестом рубахах, в деревенских платочках. Рыжие кудри пытались сопротивляться, но были безжалостно упрятаны под плотную ткань, а платок завязан как у замужней бабы, с концами, лихо торчащими вверх. Жданка надеялась, что так ее не узнают хотя бы издали.

Оказалось, что в большом зале, у камина тоже есть выход наружу. Неприметная маленькая дверь, за дверью коридорчик, лестница и ход в просторную новую избу с широкой белой печкой. В горнице стояли четыре пустые кровати. Для тяжелых больных, как растолковала рыжая Жданка, если кто-то совсем плох и его все время наблюдать надо.

Но сейчас тут было тихо и пусто. На кроватях ничего, кроме сенных тюфяков и квадратов света от трех больших окон. Из ларя в углу рыжая прихватила сложенное толстое одеяло.

Вышли на крыльцо, к которому тянулась утоптанная дорожка. Неподалеку маячила скошенная к югу верхушка знакомой лиственницы. Но по дорожке не пошли. Рыжая двинулась направо, ловко прыгая по камням. Обр прижимал к себе легкую, как кошка, Нюську, чувствовал ее запах и думал, что травник все-таки наврал. Не может она помереть. Перед тем как свернуть за выступ скалы, рыжая подзадержалась, обхватила Обра за плечи и слегка подтолкнула вперед.

Воздух, ставший вдруг очень теплым, наполнили сотни запахов: жареного мяса, затоптанной травы, свежей краски, людского пота. В уши ударила громкая музыка, скрип, визг, развеселые вопли.

Обр даже не удивился. Только буркнул себе под нос: «Проклятые колдуны!»

Они стояли по щиколотку в молодой траве под перекрученной вкривь и вкось толстенной березой. Три ствола росли из одного корня, сплетаясь в одно корявое, но могучее целое.

– Это мы где? – с опаской спросила Нюська, покрепче прижавшись к Обру.

– Это вот стольный город Сенеж, – охотно разъяснила рыжая, – это вот городской выгон, ну а это все – весеннее гулянье.

Ага. Понятно. Невысокая стена из местного желтого камня. От разбойников защитит, но серьезной осады никак не выдержит. Над стеной коньки[55] крыш. Ворота с двумя башенками. На башенках ради праздника длинные флаги. Под стеной ярмарка. Богатая. От обилия народа и громких звуков даже голова закружилась.

Шутка ли, почти полгода то в горах, то в лесу, то в тихой пустоте странного замка. Отвык.

Народ толкался у разукрашенных палаток, толпился у ширмы визжащего тонким голосом кукольника. Над головами под девичий писк взмывали широкие доски качелей, дудела шарманка, летали яркие вымпелы на расписной карусели.

Торговцы платками, тесьмой и прочей бабской радостью ходили, нацепив свой пестрый товар на длинные палки. То и дело над толпой проплывала какая-нибудь расшитая гарусом кофта или целый ворох сверкающих шелковых лент. Хм. Весело у них тут.

* * *

– А вот это Манькина береза, – сообщила рыжая, пристраивая в развилке стволов сложенное одеяло. Подняли Нюську, усадили на мягком поудобнее. Хорошо получилось. Как в кресле.

– Ну, глядите теперь, – улыбнулась рыжая, которую явно тянуло потолкаться в толпе. – Или ты погулять хочешь?

– Нет, – сурово отказался Обр. – А вон там чего? Это и есть ваш замок?

Крепость на горе над лугом была что надо. Если там внутри колодец хороший, такое вообще никогда не взять. Ишь, вытянулась. Скребет небо, как рыбья кость горло.

– Не наш, – отмахнулась рыжая. – Это князя Сенежского. Липка тут обитает. Ну, я пошла. – И нырнула в толпу.